несостоявшимися надеждами. Ничего не поменялось. А надежда осталась.
Желание радости, надежды, обновления присуще человеку онтологически. Человек не может без этого жить. Для нас праздник Пасхи – это тот же Новый год, но только вполне осознанный, вполне воспринятый нами. К этому празднику мы долго идем, готовимся, и он является для нас разрешением очень многого, в том числе и того, что бы мы хотели, чтобы произошло и с нами, и в мире.
Вот эксапостиларий к Фоминой неделе, Антипасхе: «Днесь весна благоухает, и новая тварь веселится и радуется». Новая тварь – новый человек. Кто во Христе, тот новая тварь. И потрясает это своим глубоким смыслом, своим евангельским переживанием: Антипасха – другая Пасха. Слово «анти» воспринимается для нас как что-то противоположное тому, что есть на самом деле. Очень многие христиане не могут для себя объяснить, что значит Антипасха. Почему вдруг Антипасха? Что тут Пасхе противоречит?
Ничего не противоречит, и приставка «анти» в данном случае значит не «контрпасха», а «вместо Пасхи».
То, что было Пасхой для всех апостолов, – для Фомы Пасхой не стало. Антипасха – это его Пасха, другая, вместо той Пасхи, которую он не пережил вместе с апостолами, потому что не видел воскресшего Христа и не поверил.
Возникает вопрос: а почему он не поверил? Но и апостолы сначала не поверили. Об этом говорится в Евангелии: пришли жены-мироносицы и сказали: «Христос воскрес!» Но апостолы им не поверили, Петр и Иоанн побежали ко гробу. К неверующим апостолам пришли Лука и Клеопа, которые тоже не верили в это, они говорили: Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его (Лк. 24, 22–23). Все апостолы повели себя, в общем, одинаково.
Страх поверить
Почему люди, которые так были близки ко Христу, слышали Его пророчества, не поверили в самое главное? Один из возможных ответов: это страх. В это поверить очень страшно, особенно после того, как все апостолы оказались ненадежными, робкими учениками.
Каждый из них наверняка, как и Петр, переживал свое предательство, свой испуг. Они сидели, собравшись в комнате за закрытыми дверями и окнами, и очень боялись.
Во-первых, вполне возможно, они боялись самих себя. Боялись того, что с ними случилось, – их вера оказалась такой ненадежной. Их человеческая преданность потерпела полный крах: они не смогли быть со Христом до конца, со своим любимым Учителем. Они не смогли пройти с Ним этот путь. Они, как люди, оказались очень недостойными, очень ненадежными. И переживание своей ненадежности, когда говорят, что Он жив, – очень неприятное чувство: «Как же так, как же мы оказались такими?»
Во-вторых, они боялись и за свою собственную жизнь: раз убили Учителя, значит, будут репрессии против учеников. Они были подавлены. С одной стороны, подавленность из-за личного предательства, с другой стороны, страх грядущих бед, которые на них могут обрушиться. Понятно, что они не выдержат сейчас никаких гонений, никакого ареста, потому что деморализованы.
И слова женщин, что Христос все-таки жив, не являются