не видел – «вор должен сидеть в тюрьме»! И продолжал действовать так, как и должен был действовать любой уважающий себя следак на его месте. До вчерашнего дня…
А вчера произошло нечто. Рано утром в железные ворота своего дома в Раздорах постучал обросший, с запавшими глазами, похожий на бомжа-алкоголика некто. Недовольный охранник, брезгливо открыв калитку, хотел было уже дать пинка «посетителю», уже и ногу занес для удара, когда вдруг с ужасом опознал в этом грязном «челкаше» своего обожаемого хозяина!
Васин рассказ – со слов потрясенного, естественно, охранника – был не менее живописен, чем одежда господина Фрадкина, выброшенного в буквальном смысле из узилища. Его, со связанными за спиной руками и вонючим мешком на голове, привезли в багажнике машины почти к самому дому, ну не доезжая метров триста-четыреста, после чего развязали руки и выкинули в сугроб. Пока Михаил Михайлович приходил в себя, пока разобрался с мешком на голове, никого рядом, естественно, не оказалось. Вот он и пришел пешком…
И дальше начался цирк. По словам Чижова, «доступ к телу» был немедленно перекрыт. Врачи заявили, что пострадавший перенес сильнейший стресс, он в глубоком шоке и любые встречи и разговоры с посторонними ему запрещены категорически. Хорошо хоть, вообще не забыли сообщить о его освобождении – и на том спасибо. А по поводу выкупа в офисе на Большой Ордынке было заявлено, что этот акт является коммерческой тайной и разглашению не подлежит, поскольку находится исключительно в компетенции руководства компании.
Ну хотят они выкинуть на помойку десять «лимонов»! И кто им может помешать это сделать?.. Вот, собственно, и все, что касается самого похищения.
И, наконец, последнее. Городской прокурор Прохоров дал указание доставить все следственные материалы, добытые на сегодняшний день, к нему – для их оценки и принятия решения о дальнейших действиях оперативно-следственной группы. Скорый ответ восхитил своей ну просто потрясающей казенной лапидарностью: «Дело приостановить в связи с неустановлением лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых». А говоря нормальным русским языком, дело не имеет судебной перспективы. Итак, плюньте, ребята, у вас что, других забот не хватает?
Реакция Чижова была проста, как правда.
– Не знаю, уважаемые начальники, – сказал он тоскливым голосом, – смеяться нам или плакать… Но мы, – добавил уже с иронией, – люди подневольные. Сказано – развалить дело. Куда попрешь против этого? Вот вы, Вячеслав Иванович… или вы, Александр Борисович, учителя мои ненаглядные, что скажете бедному сыскарю? Чем утешите?
– Да отдохни ты! – морщась, как от зубной боли, отмахнулся Грязнов, который искренне переживал за Васю.
– Конечно, смеяться, – решил по-своему Турецкий. – И наплевать на все и всех с высокой кручи.
Сам он заскочил сюда, к Славке, с куда более важными, нежели похищение какого-то там олигарха, проблемами. Но Васин скулеж натолкнул