лизация – базисные феномены человеческого существования и передают его сущность, а также показывают (в историческом плане) становление и развитие человечества и взаимодействие отдельных его частей. Культура и цивилизация идут рука об руку на протяжении почти всей истории, и, может быть, именно это вносит некоторую путаницу в их определении среди историков и культурологов. «Особенно расплывчат термин “цивилизация”, – писал российский культуролог, философ и писатель Григорий Померанц, – лишенный какой бы то ни было номической определенности… отчетливое определение, что такое “цивилизация”, никогда дано не было» [1]. Действительно, слово «цивилизация» сегодня используется для обозначения нескольких явлений: противоположности дикости и варварству, современного состояния западного общества и как синоним слова «культура». И всё же, если затрагивается какое-либо понятие, необходимо более или менее очертить его границы и обозначить смысловую нагрузку.
В историческом плане цивилизация – это некая ступень, которая характеризуется определенными чертами общественного развития. Но это не любая ступень. С XVIII столетия, когда появился сам термин, возникла традиция противопоставления цивилизации – высшей ступени развития общества на данный момент – дикости и варварству. Парадокс в том, что несмотря на то, что древние общества, такие как Египет, Китай, Греция, Рим и т. п. рассматриваются нами как отдельные цивилизации, сами они о своём цивилизованном состоянии не знали. Древние греки или римляне лишь отделяли себя от варваров, считали себя выше их по уровню развития культуры, техники, наукам, искусствам, технологиям, но они не знали, что живут «цивилизованно», они только чувствовали свое отличие от другого состояния бытия на более низкой ступени развития. Так древнегреческий историк и географ Страбон писал, что «у одних народов преобладают законность, государственное начало и достоинства, связанные с воспитанием и науками, у других же – противоположные» [2]. То есть цивилизация была, а её теоретического обоснования не было. Себя, своё общество греки и римляне связывали с высокой культурой, а варваров несмотря на то, что у многих из них была довольно развитая культура, они лишали такого права.
С легкой руки известного американского антрополога Генри Льюиса Моргана условно, для систематизации, история развития человечества была разделена на три периода: дикость, варварство и цивилизация. Каждый последующий этап ставился выше предыдущего. Таким образом, дикость предшествовала варварству, а оно, в свою очередь, цивилизации. Вполне возможно, что и варвары, встречаясь с дикарями, ощущали свое превосходство над последними, кичились этим, и вообще не рассматривали их как людей. Но доподлинно известно, что те, кто принадлежал цивилизации, с большим презрением относились к варварам (Аристотель, например, утверждал, что все негреки – рабы по своей природе). Но, может быть, только греки относились с презрением к окружавшим их варварам? Нет, не только. Вот как, по словам «отца истории» Геродота, к окружающим народам относились персы: «Наибольшим почетом у персов пользуются (разумеется, после самих себя) ближайшие соседи, затем – более отдаленные, а потом уважением пользуются в зависимости от отдаленности. Менее же всего в почете у персов народы, наиболее от них отдаленные. Сами они, по их собственному мнению, во всех отношениях далеко превосходят всех людей на свете (Курсив мой. – М.К.), остальные же люди, как они считают, обладают доблестью в зависимости от отдаленности: людей, живущих далее всего от них, они считают самыми негодными» [3].
А вот как в своём сочинении «О происхождении германцев» древнеримский историк Тацит обрисовал их быт (германец и варвар у Тацита – синонимы). Он писал: «Счет времени они ведут не на дни, как мы, а на ночи» (гл. 11); «Мы научили их принимать и деньги» (гл. 15); «Свои деревни они размещают не так как мы… но каждый оставляет вокруг своего дома обширный участок. Строят же они, не употребляя ни камня, ни черепицы… У них принято также устраивать подземные ямы, поверх которых они наваливают много навоза и которые служат им убежищем на зиму и для хранения съестных припасов» (гл. 16); «Тайна письма равно неведома и мужчинам, и женщинам» (гл. 19); дети у них растут «голые и грязные… Господа воспитываются в такой же простоте, как и рабы, и долгие годы в этом отношении между ними нет никакого различия» (гл. 20). «Беспробудно пить день и ночь ни для кого не постыдно» (гл. 22) [4]. В этих строках хорошо чувствуется снобизм римлянина, для которого Рим есть центр мира во всех смыслах этого слова. Не так, как мы… мы их научили… не знают (как мы) письменности. Во всём варвара он сравнивает с римлянином, и, конечно, преимущество оставляет за последним. И это несмотря на то, что некоторые обычаи и законы римлян иначе как варварскими не назовешь (подробней об этом будет сказано в главе четвертой). Тем не менее римляне презирали тех, кого называли варварами, и считали их существами низшего порядка. Но почему? Откуда взялось это презрение к тем, кто живет по другим правилам, кто имеет другие представления и другие ценности, пусть они даже кажутся примитивными (отголоски этого, к сожалению, можно наблюдать и сегодня)?
Вероятно, ответ кроется в биосоциальной сущности человека.