но не решались спорить с соколом.
– Он грабил нас, – буркнул тот, что держал топор. На лезвии блестела сгущающаяся кровь.
– Что с того? – рыкнул я. – Ты отнял у него палец. Он будет хромать всю жизнь. Этого мало?
Другой встрял:
– Он же меченый! Ты часто видел зелёных людей?
Я видел не только зелёных людей. Я видел такое, что ни один из этих селян даже представить себе не мог. Я встал так, чтобы они не смогли добраться до мальчишки, сжавшегося на земле жалким дрожащим кулём.
– Меченые не опасны. Он не от хорошей жизни воровал.
– Так шёл бы к шутам!
– Может, он и шёл. Да только теперь дойти ему будет трудновато.
Младший из мужчин склонил голову. Раскаивался?
– Мы слышали, Морь возвращается, – тихо произнёс он. – У нас уже помер один, больше смертей не надо.
Я поискал глазами Теремира, надеясь, что хоть он образумит своих дикарей, но староста исчез. Во мне вскипел настоящий гнев.
– Я тоже слышал на своём веку немало небылиц. Но не бросаюсь убивать безвинных! Навлечёте на себя беды. Владычица Яви не любит, когда пути обрываются не её руками!
– Забирай его, сокол, коли так печёшься о воре, – буркнул бородач, в сердцах воткнул топор в землю и отошёл.
Толпа постепенно стала расходиться, разочарованно перешёптываясь. Селяне надеялись развлечься, глядя на сожжение мальчишки, а я сорвал всё зрелище.
Я хмуро, по-волчьи уставился на собравшихся селян, провожая каждого взглядом. Они немного потоптались, и скоро мы с мальцом остались одни.
Опустившись на землю рядом с мальчишкой, похлопал его по плечу. Паренёк дёрнулся, зашипел и обернулся на меня, клацнув зубами в опасной близости от моей ладони. Глаза его покраснели и блестели от слёз.
– Не скалься, – пригрозил я. – Я тебя от смерти спас. Должен мне будешь. А укусишь – уйду и не вернусь.
Костёр ещё горел, такой же злой и жаркий, разливая по земле алый и золотой свет. Я посмотрел на искалеченную ногу мальчишки и содрогнулся. То ли топор соскочил, то ли мужик не отличался меткостью, только вместо одного большого пальца мальцу отсекли два пальца и часть стопы. Такую хромоту уже не скроешь, как ни старайся. А ведь может начаться нагноение, и тогда придётся отнять стопу по самую щиколотку, а то и выше. Земля промокла от крови, которая никак не хотела униматься. Красная, значит, не лешачонок, а человек простой. У лесовых кровь зелёная. Я немного огорчился. Будь малец лешачонком Смарагделя, я бы привёл его к отцу, а в обмен попросил бы не забирать брата Летавы. Ну, значит, не судьба помочь красивой девчонке.
Мальчишка притих, только всхлипывал и дрожал, сжавшись в комок. Сам он не встанет, это очевидно. И бросать его тут нельзя, кто знает, не вернутся ли селяне, чтобы закончить начатое, едва я покину деревушку. Или, чего доброго, истечёт кровью на моих глазах. Себе бы я этого не простил.
Ногой я выбил из костра небольшое бревно, потушил его, стянул свою рубашку и, обернув ею руку, схватил тлеющую