допрыгала до Лакрицы на одной ноге, так как другая её нога была покрыта сами-знаете-чем. Она схватила Лакрицу за загривок и подняла её в воздух. Кошка и не пыталась извиваться. Она просто висела.
– Миранда, дай мои ключи! – скомандовала мне мама, все ещё прыгая на одной ноге. – И садись в машину!
Её лицо побагровело, её трясло так же, как если бы я целую неделю не убиралась в своей комнате.
Я схватила её ключи с крючка у двери и пристегнулась на пассажирском сиденье, а мама зашвырнула Лакрицу в машину назад. Кошка вскочила на заднее сиденье и начала ходить туда-сюда.
Мама выехала с дорожки.
– Три мили[1], – пробормотала она себе под нос. – Этого должно быть достаточно.
Внутри у меня открылась жгучая дыра.
– Э-м-м, мам, – протянула я, но мама лишь подняла указательный палец и шикнула на меня.
Она свернула налево на Берч-Барк-драйв и повернула направо на Харрисон. Какое-то время она ехала, сворачивая то туда, то сюда, а иногда ни с того ни с сего она делала полный разворот и ехала в противоположном направлении. Я думаю, она пыталась сбить Лакрицу с толку, чтобы та потерялась.
Наконец мама остановилась у какого-то кукурузного поля.
Она выскочила, даже не заглушив машину, и распахнула заднюю дверцу.
Я знала, что мама собирается сделать, но ничего не сказала. Жгучая дыра в моей груди открылась ещё больше, но я, по правде говоря, подумала о том, что кошки – это совсем не котята.
– Вон! – приказала мама, но Лакрица лишь глядела на неё своими жёлто-зелёными глазами.
– Кошка! – продолжила она, не называя Лакрицу по имени. – Выметайся! – И снова Лакрица только глядела на неё, тогда мама наклонилась и схватила её. Затем она швырнула её к кукурузным стеблям. Та крутанулась в воздухе и приземлилась прямо на лапы. Как всегда.
Лакрица подняла глаза и сделала пару шагов к машине, но мама отрезала: «Нет!» Лакрица замерла. Я опустила окно.
Неужели мама и правда так поступит?
На обочине дороги мама размахивала руками, прогоняя кошку.
– Кыш! – говорила она. – Убирайся! Брысь! – Потом она вернулась в машину, хлопнув дверцей.
Я открыла было рот, но мама посмотрела на меня и отмахнулась: «Не сейчас, Миранда». И я промолчала.
Вот тогда жгучая дыра в моей груди начала по-настоящему полыхать. Я слегка покрылась потом, но всё равно ничего не сказала.
А наверное, должна была.
Прежде чем я успела об этом подумать, мама отъехала. Позади нас у обочины стояла Лакрица. Она склонила голову набок, но не побежала за нами.
– Что ж, – облегчённо проговорила мама. – Я рада, что с этим покончено.
Она включила радио, но, должно быть, заметила моё лицо, потому что сказала: «Не переживай, Миранда». А затем добавила: «С Лакрицей всё будет в порядке. У кошек ведь девять жизней».
Я не ответила ей.
Я молчала всю дорогу.
Когда мы подъехали к дому, хотите верьте, хотите нет, на нашем крыльце сидела кошка,