женщиной – но только не для ее сына, ведущего чрезмерно регламентированную жизнь. Луиза любила, чтобы все вокруг имело смысл и чтобы соблюдались правила. Но по меркам сына она была безнадежной мечтательницей. Она считала, что мир полон доброты; считала, что все люди хорошие – по своей сути – и только ждут удобного случая, чтобы проявить это.
От железнодорожной станции она взяла такси, потому что встречать ее означало, конечно, еще больше нарушить и без того нарушенный график. Она позвонила в дверь, потому что, конечно, давать ей ключи от дома было бы бессмысленно. Ее глаза загорелись, когда Серена открыла, держа по ребенку на каждой руке; едва ли она заметила, что ее невестка не причесана или что на воротничке ее блузки имеются пятна. То, что Серена считала самым важным на свете, для Луизы не имело никакого значения. Ее внимание было полностью приковано к детям.
– Вот они где, – сказала она, как будто близняшки были в многолетнем всемирном розыске.
Не дожидаясь приглашения, она проскользнула в открытую дверь, поставила чемоданы рядом со стойкой для зонтов (где они совсем не украшали пространство) и протянула руки к малышкам.
– Пойдемте к бабушке, – сказала она.
В нормальном состоянии Серена поспорила бы. В нормальном состоянии Серена предложила бы кофе, чай, место, куда можно поставить чемоданы так, чтобы их никто не видел. Но Серена, как и ее муж, не спала как следует ни одной ночи с тех пор, как вернулась из роддома.
– Добро пожаловать в наш дом, – сказала она, без дальнейших церемоний сунула обоих младенцев Луизе в руки, развернулась и пошла наверх.
Секундой позже дверь спальни захлопнулась.
Луиза поморгала. Посмотрела на малышек. К этому моменту они перестали плакать и уставились на нее широко открытыми, любопытными глазами. Их мир был еще так ограничен, и каждый предмет в нем был новым. А бабушка была самым новым предметом из всех. Луиза улыбнулась.
– Привет, мои дорогие, – сказала она. – Теперь я с вами.
И она оставалась с ними следующие пять лет.
Дом Уолкоттов был слишком велик для двоих: Серена и Честер болтались в нем, как пара зубов в банке, лишь изредка соприкасаясь друг с другом. Но с появлением двух растущих детей и матери Честера тот же самый дом неожиданно показался слишком маленьким.
Честер говорил на работе, что Луиза – няня из солидной фирмы, которую пришлось нанять в помощь Серене, ведь у последней голова шла кругом от того, как сложно оказалось справляться с близнецами. Он представил ее не как неопытную начинающую мамочку, но как заботливую мать, которой просто не хватает пары рук, чтобы управиться с детьми. (Идея, что этой парой рук мог бы быть он сам, так и не пришла ему в голову.)
Серена говорила на встречах правлений, что Луиза – мать мужа, которая по состоянию здоровья не может работать, но очень хочет быть полезной, пока лечится от своих многочисленных (но незаразных) болячек. Близняшки, разумеется, сущие ангелы, нигде не найти более послушных детей, но Луизе нужно