Проследи, проверь» … Что именно я должна была проверять, Машка так и не сказала.
А потом был тот совсем уж безумный разговор. Машка была еще бледнее, чем обычно, куталась в свой старый домашний свитер, как в одеяло, и таскалась за мной по пятам, след в след, даже в туалете сидела под дверью. И только лежа в кровати заговорила.
– Лер, знаешь, мне страшно… Нет, молчи, просто пообещай мне кое-что. Когда придет время, ты только не спеши меня хоронить. Пожалуйста. Не спеши. Дай мне три дня, и если…
Тогда я не стала дослушивать это пугающее откровение, кинув в сестру подушкой и пообещав лично придушить ее, если она не перестанет. Я любила свою сестру, я, как любой нормальный человек, не очень понимала все эти разговоры о смерти, и, если честно, те слова, сказанные тихим, каким-то обреченным голосом, меня пугали до мурашек.
Машки не стало как-то очень внезапно, спустя три дня после ночных откровений. Утром мы как обычно разошлись по универам, вечером я задержалась в библиотеке, вернулась домой и… Она уже не дышала. Лежала на своей кровати, прижав руки к груди, какая-то восковая, с застывшей улыбкой и закатившимися глазами. Приехавшие врачи зафиксировали ее смерть. Остановка сердца, что-то такое, не помню. Я тогда была совсем невменяемой.
Потом была такая родная сердцу Машки суматоха. Красивый гроб, венки, место на кладбище под осиной, толпа родственников. Хоронили ее спустя сутки после диагностики смерти. Про странную последнюю просьбу подождать три дня я, разумеется, благополучно забыла.
Единственное, до чего додумался мой измученный болью мозг – сунуть в гроб Машкин мобильник в смешном розовом чехле с поросятами, такой выбивающийся, жутко контрастирующий со всем остальным ее обликом. Почему-то в тот момент мне вдруг вспомнилось, что именно такие мелкие детали сама Машка часто использовала в своих играх про похороны – клала куклам в коробки-гробы телефоны, зеркала, колокольчики…
Звонок, разбивающий грустный одинокий вечер, раздался на второй день после похорон. Абонент «Машка», принять, отклонить. В панике, да что там – в ужасе – я нажала отбой и отшвырнула от себя телефон с такой силой, что треснул экран.
Телефон звонил еще пять раз за вечер и ночь. А под утро мне позвонила мама, в такой же, как и у меня, истерике, и призналась, что Машка звонила им с отцом почти всю ночь, и что они так и не решились взять трубку. Если честно, ни одной цензурной мысли в моей голове в тот момент не было. Родители и вовсе молились не переставая, искренне считая, что их младшая дочь пытается связаться с ними с того света.
Логику в звонках я заметила только спустя сутки. Вернее, просто вспомнила. «Лер, ты только проверь, не спеши, дай три дня…». А что, если?..
О том, как я ругалась со всеми, начиная с родителей и заканчивая полицией, как кидалась с кулаками на священника, который был категорически против осквернения могилы, как отбивалась от обвинений в нарушении субординации и правил приличия – это когда мои родители пытались закрыть меня в психушку,