Она посмотрела на небо. Сквозь зловещие тучи еле-еле проглядывал одинокий глаз бело-серебристой луны.
Вдруг небо расчертил яркий всполох молнии, за которым последовал оглушительный громовой раскат. Белла поняла, что с минуты на минуту польет дождь. Она принялась грести еще сильнее, но ливень ее опередил.
Он обрушился как-то сразу и очень мощно. Это была непроглядная водная стена, сквозь которую практически не пробивался свет маяка. Белла гребла уже наугад. При этом она вела сражение с двумя безжалостными врагами: высокой волной, раскачивающей лодку, и водной пеленой, заливавшей лицо и не дававшей свободно дышать. Девушка уже вдыхала всем ртом, отплевываясь, как портовый грузчик.
Однако был еще и третий враг – вода, стремительно прибывающая в шлюпке. Захлестывающие волны и сильный ливень делали свое черное дело: лодка стала сильно проседать.
В какой-то момент Белле показалось, что она гребет не в том направлении. Она попыталась выправить курс, но случайно развернула шлюпку поперек волны. Это было ее фатальной ошибкой: первый же мощный вал перевернул лодку вместе с пассажиркой.
Белла оказалась в воде. Она сначала с головой ушла под воду, но потом, усиленно барахтаясь, кое-как смогла вынырнуть и ухватиться за весло перевернутой посудины. Оно каким-то чудом застряло в уключине. Белла так и держалась за него, покуда руки совсем не занемели.
Намокшее платье тянуло ее вниз, ко дну. Волны то и дело накрывали с головой. Дождь никак не прекращался и не давал спокойно дышать. Лишь одно обстоятельство обнадеживало: когда молнии озаряли небо, она уже видела берег. Он был там, впереди! Но сможет ли она добраться до него?
Белла уже совсем выбилась из сил. Практически не чувствовала своего тела, не чувствовала рук, не чувствовала пальцев. Единственное, что она ощущала, – жгучую боль в мозолях на ладонях, разъедаемых морской солью.
Вдруг набежавшая огромная волна накрыла ее с головой, а когда она попыталась вынырнуть, что-то больно ударило ее по затылку. Последней мыслью, прежде чем она потеряла сознание, было: «Должно быть, это весло моей лодки».
Очнулась она уже на берегу от крика докучливой чайки. Сколько она там пролежала, девушка не знала. Время от времени впадала в забытье, пока вдруг не услышала у самого уха знакомые слова на родном языке – итальянском:
– Respira a malapena, ma è viva![118]
Сквозь едва раскрытые ресницы Белла смогла разглядеть доброе лицо бородатого мужчины, склонившегося над ней.
Что было потом, Белла помнила очень смутно. Ей рассказывали, что ее долго лечили. Что она провела в постели больше месяца. Помнила, что, когда сознание впервые посетило ее со всей ясностью, на все расспросы людей, окруживших ее заботой, она не могла ответить ровным счетом ничего. Так было не потому, что Белла пыталась сохранить инкогнито, а потому, что действительно не могла сообразить, как ее зовут и как она сюда попала. Такое беспамятство, видимо, было какой-то защитной реакцией организма, пытавшегося справиться с болезнью.
И