опять же на внезапную болезнь хозяина. В ресторане, клубе и казино все идет своим чередом. Девочки из шляпной мастерской, которые, конечно, знают правду, все плачут и очень волнуются за здоровье благодетеля.
Обсудили вопрос, кто из недругов Туманова мог организовать ночное нападение. Поскольку Туманов не верил ни в честь, ни в благородство высшего сословия, то даже первостепенных кандидатов вышло столько, что разговор увял сам собой. В полицию решили не обращаться, чтоб не привлекать внимания к девушке, стрелявшей в оборванца. По сведениям Иннокентия Порфирьевича, у которого во всех трущобах были свои люди, раненый пока жив, хотя и очень плох.
– Пошли к нему доктора, – велел Туманов. – Если эта падаль выживет, может, удастся узнать, кто их нанимал.
– Уже послал, – кивнул Иннокентий. – Хотя, даже при сомнительном благоприятном исходе, я не стал бы питать особых надежд. Наверняка тут подставное лицо.
– И кстати, – словно между прочим вспомнил Туманов. – Что с девицей? Дал ты ей денег? Кто она? Расскажи мне.
– Очень милая молодая особа, – сказал Иннокентий, как-то по-особому поджав губы. – Между прочим, из дворян.
– Да ну?! – удивился Туманов. – А я-то ее сперва за горничную принял. И что ж?
– А то, – Иннокентий, видя слабость хозяина, позволил себе назидательно поднять палец, за что в крутую минуту мог бы и схлопотать по шее. – Если кто-то не пудрится и не наряжается, как тропическая птица попугай, то это не значит, что этому человеку не присуща утонченность характера и благородство мыслей и облика.
– Ну, ты загнул фортификацию, – усмехнулся Туманов. – Что ж это означает-то? Не изволишь ли разъяснить? Неужто этот голубой стручок так тебя очаровал, что рискнешь хозяина прогневать?
– Воля ваша, – Иннокентий обиженно поднял реденькие бровки.
– Да ладно, ладно, не обижайся, расскажи толком, – примирительно попросил Туманов. – Кто она? Откуда? Она ж говорила, только я все позабыл… Деньги-то взяла?
– Отказалась, – вздохнул Иннокентий. – Бедная, но гордая. Учительница она в школе. В месяц выходит ей от земства двадцать рублей жалованья. На то и живет. Уроки еще дает, кабацким да кулацким детям.
– А муж, дети?
– Детей нет, мужа, как я понял, тоже. Есть там же, в деревне, жених. Поэт.
– Поэ-эт?! – с презрением протянул Туманов. – Это который стишки плетет, что ли? Вот уж комиссия! Этот, пожалуй, мало того, что семью не прокормит, так еще и на женины деньги жить будет.
– Жених ее, ежели желаете знать, помещик. Именьишко у него имеется, – с удовольствием возразил Иннокентий. – А стишки, как вы изволили выразиться, для чувствительных и тонких натур – существенное вспоможение в жизни могут иметь. Любой барышне тонкое обхождение приятно. Особенно насупротив таких, у которых одна брань на устах…
– Поди! – устало сказал