Крайняя необходимость. Фридрих Незнанский

[1]. Надо было одного опера тамошнего отмазать.

      – Ну помню, кажется, – отозвался Турецкий. – Какая-то афера с порнофильмами, да?

      – Примерно. Так вот, с тех пор Юрка вообще зарекся со мной дело иметь.

      – Да не может быть, – удивился Турецкий.

      – Так и есть. Сказал, что оказывать услуги друзьям – это одно дело, а друзьям друзей – совсем другое и даже третье. И ему оно себе дороже. И вообще, он теперь занят, он занимается сугубо адвокатской практикой и в нашу ментовскую грязь больше соваться не намерен.

      – Ну... может, устал человек, – предположил Турецкий. – В провинции работа не сахар. А уж ментовская грязь там сам знаешь...

      – Химки не провинция, – возразил Грязнов.

      – Территориально – да, а фактически... Ты там вообще был когда-нибудь?

      – Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!

      – Я не про то, – пояснил Турецкий. – Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой...

      – А как же, была пара дел, – подтвердил многоопытный Грязнов. – Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.

      – Вот, – удовлетворенно кивнул Турецкий. – Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется – акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?

      – Обо мне вообще речь не идет, – возразил Грязнов. – Я в этом деле никак не фигурирую. Засудили одного парня, который явно достоин лучшей участи. Его адвокат на процессе лоханулся. Без подставы, думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим... Что это за дрянь ты куришь? – спросил вдруг Грязнов.

      Это было вполне в его духе – перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру – в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.

      – То же, что и всегда, – пожал плечами Турецкий. – «Мальборо».

      – Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?

      – Ну.

      – И на кой черт?

      – Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.

      – Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?

      – Пытаюсь бросить курить.

      – Саня! – Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. – Так не бросают.

      – А ты, конечно, знаешь, как бросают. – Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.

      – Бросают – резко, – со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. – Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех – только так. Бац – и все!

      – Понятно, – примирительно согласился Турецкий. – Ты зачем увел