автоматы на их плечах весили с тонну и бойцы не спали всю ночь. Хотя спали они и эту ночь, и предыдущую, и весь прошедший месяц. Потому что давно уже не стреляли и жизнь потихоньку устаканивалась.
Да и слава богу!
У обочин бродили измождённые собаки, вынюхивая чем бы поживиться среди городского хлама. Между невысоких хижин, построенных из невесть чего, носились со смехом дети. Женщины шли по своим делам, неся на головах наполненные пластиковые канистры. Вдалеке прогромыхал грузовик с голубой цистерной, развозивший питьевую воду по городу. Серый дым от тлеющих холмов мусора, сваленного у криво сложенных заборов, медленно полз вверх. Со свежего баннера миссии ООН в Южном Судане улыбались счастливые женщины, открытые новой жизни, без этнических чисток и массовых изнасилований.
Было спокойно. Очень спокойно. Однако чувствовалось, что спокойствие это зыбкое и может разрушиться в любой̆ момент.
На краю городского квартала, где заканчивалась мало-мальски ровная дорога и начинались ухабы, ведущие в сторону лагеря беженцев, возвышалось двухэтажное здание отеля с одной куцей пальмой, прижавшейся к облезлой стене.
Отель стоял здесь с семидесятых годов прошлого века. Он чудом пережил несколько гражданских войн. Грязно-розовая штукатурка местами осыпалась, бесстыдно обнажив безобразную кладку. Стены невысокого заборчика прогрызли трещины, чередующиеся с небрежно замазанными отверстиями от пуль крупнокалиберных пулемётов.
Облака временами расползались, и солнце лениво освещало белоснежные телевизионные тарелки на крыше и покосившиеся проржавевшие кондиционеры под окнами.
Дверь балкона на втором этаже была раскрыта, выцветшая бледно-жёлтая занавеска слабо трепыхалась от редких порывов ветра.
Посередине просторной комнаты с деревянным полом и пустыми стенами, такими же облупленными, как и снаружи, стоял большой квадратный стол. Он был завален скомканными листами, вырванными из блокнота, распластавшегося тут же, среди сора и грязной посуды. Его страницы были исписаны неровным, нервным почерком. Почти каждая строчка с силой перечёркнута, иная не по разу. На металлической ручке, брошенной в сердцах и откатившейся к недопитой бутылке виски, потирала лапки жирная муха. Рядом – походные шахматы с неоконченной партией, сотовый телефон, огрызок карандаша. Крохотная тарелочка с горкой фисташек, тяжёлые стаканы с янтарной жидкостью на дне. Хлебные крошки, скорлупа от орехов…
Слева от полуоткрытой входной двери у стены темнела старая железная кровать. Возле неё – массивная тумбочка с дисковым телефоном и погнутой настольной лампой. На мятой постели спал мужчина в лёгкой походной одежде, небритый и заросший.
Звали его Эдам Шерл. Ему было сорок три года.
Правой рукой он прикрывал глаза. Пальцы левой судорожно сжимали собранную в кулак простыню. Русые волосы слиплись от пота. Сон Эдама был беспокоен.
Протяжный крик птицы заставил его вздрогнуть. Искры от костра стайкой взвились в чёрное небо, а по земле пробежала едва заметная дрожь. Сизый