в Гольяново, там и скрылся во дворах... И не вздумай ссучиться, я тебя везде найду...
Сопя и кривясь от боли, он крутил на запястье так и этак наручник с остатком цепочки.
– Вот сука!.. Перекосило, что ли... Шило есть? Дай чего-нибудь потоньше... Прикинь, пер его на себе метров сто, он чуть мне руку не оторвал... Заходит, главное, как свой, и я ему, как человеку, стакан наливаю, на мол, Серега, расслабься...
Колян искоса взглянул в зеркальце заднего обзора на вздувшуюся правую руку Дона. Пошарил в бардачке и протянул ему узкий и тонкий ключ от собственной квартиры.
– Подойдет?
Дон кивнул, посопел, наконец открыл замок и сунул наручник в карман.
– Гони к Курскому по Садовому, там покажу...
– Слав, ну ты даешь, – наконец выдал свой комментарий Колян.
– С-суки, – сквозь зубы ответил Дон. – Хотели меня по ящику напоказ выставить. Как, мол, в Москве авторитетов вяжут.
Он говорил, а сам поглядывал в чуть приоткрытое окно наружу. На Лефортовской набережной, возле парка окружного дома офицеров, тронул Коляна за плечо:
– Тормозни... Здесь соскочу.
– Так до Курского еще не доехали...
– Чует мое ретивое, что там уже ждут, – усмехнулся Дон. – А вот здесь мне в самый раз.
Машина остановилась, и Дон, прежде чем вылезти, внимательно огляделся.
– А ниче у тебя тачка... – рассеянно сказал Дон. – Как новая.
– Капремонт только что сделал. Сегодня пригнал... Ободрали, суки.
– Бывай! – протянул руку Дон. – С меня причитается. Значит, скажешь им, сбросил меня в Гольянове. Не забудь.
– Да понял, понял.
– А это мы после узнаем, понял ты, или нет... – усмехнулся Дон и вылез наружу. – Черт, шуба в баре осталась, еще дуба дашь...
– Возьми мою, – сунул ему свою меховую куртку Колян.
– У тебя какой размер? – усмехнулся тот. – Меня первый же мент спросит, где спер. А вот если еще ствол одолжишь... Тебя ж сейчас все равно обыщут.
– Нет ствола, Слава. С собой не ношу.
– Ладно, мне тут недалеко, так добегу. Мой сотовый помнишь?
Колян кивнул.
– Позвонишь утром, расскажешь, что и как.
Он поднял воротник своей короткой, шестидесятого размера кожаной курточки и двинулся, не оглядываясь, в сторону парка.
Он шел по переулкам, стараясь не идти слишком быстро, чтобы не привлечь внимания. И все равно привлекал. На него оглядывались редкие прохожие. Вряд ли они видели в тусклом свете фонарей кровь на его куртке или на руках. Просто шел огромный человек, легко одетый для нынешней погоды.
Наконец он свернул в захламленный двор с «ракушками» и, прежде чем войти в дверь подъезда, впервые оглянулся. Двор был пуст. Он взял на заметку «шестерку», стоявшую неподалеку. На ее крыше были снег и наледь. Похоже, ею давно не пользовались. При случае может сгодиться...
Дон поднялся по грязной лестнице на второй этаж, позвонил в ближайшую дверь слева, прислушался. Послышались легкие шаги...
– Кто?
– Дед Пихто... – хмыкнул он. – Любаша, я это.
–