соперника. Они в мгновение ока схлестнулись в жёсткой, яростной, почти звериной схватке, атакуя со всех сторон, испытывая друг друга на прочность и пытаясь методом тыка отыскать слабину во вражеской обороне.
Некромант рычал, испуская с гримасы лица вопящие черепа, но драугра таким было не вспугнуть. Он сам кого угодно мог до смерти перепугать пустыми глазницами и скрежетавшими зубами. Правда, и Бальтазар на живых мертвецов за свою жизнь насмотрелся сполна, чтобы не дрогнуть от такого противника.
Главной проблемой было то, что Дельвиг не чувствовал боли. Бить по ногам, по коленям, нанести порез было бессмысленно. Все свои раны он не замечал, победить здесь можно было лишь наверняка, окончательно его упокоив. И некромант занялся именно этим. Тем, что у него лучше всего получалось. Попросту пронзил своей волей плоть неуспокоенного рыцаря, сражаясь с его духом внутри, дабы забрать контроль над поднявшейся мёртвой тушей.
В огоньках красных глаз можно было заметить, как сплетаются в диком вихре фиолетово-чёрная энергия мага-воина и контуры рыцаря со шпагой, имевшего ещё то самое лицо, которое он носил при жизни. Дуэль проходила в измерении его души.
Вокруг сменялись года, красовался ухоженный замок, цветущий сад и озеро, к которому слетались птицы. Затем хлестал осенний ливень, ветер сдувал в глаза опавшие листья, а лязг мечей всё не умолкал. День и ночь сменяли друг друга. Пространство вокруг разрушалось, обрушиваясь в бездну, как жизнь и надежды самого Дельвига. Всё вокруг было лишь иллюзией.
Дуэлянты могли ступать по отвесной стене башни, как по мощёной дорожке в саду. Пылающее солнце уходило с закатом за горизонт, но не исчезало, тут же сотворяя рассвет нового дня, переворачивая искажённую реальность. То, что было справа, оказывалось слева. Мир вращался и изменялся вокруг пары схлестнувшихся воинов.
Они могли зависнуть вниз головой, так что под ногами блестели лишь бесконечное небо и луна, быстро превращающаяся в собственное отражение на гладкой поверхности ночного озера. И по воде двое непримиримых соперников двигались, не боясь сорваться вниз и утонуть, шагая, как по чему-то твёрдому, хотя и не было похоже, что водяная гладь была скована льдом.
Все детали вокруг искажались, деревья закручивались спиралями, как если бы им не посчастливилось встать на месте открывавшегося портала. Водоворот засасывал в себя камни, листву, комья травы, дикий потусторонний смерч пожирал окружающую реальность вместе с памятью и волей Дельвига, разрушая не структуру мира вокруг, а частицы его сущности.
Воспоминания о доме сменились Дайконом. Теперь двое бойцов сражались на мозаичной каменной кладке. Всё вокруг стремительно преображалось: что-то таяло, а где-то уже вовсю формировались и застывали контуры новых объектов, словно причудливые изделия из мастерской литейщика или же стеклодува.
Квадратные площади в сложном узоре, тростниковые крыши с черепицей, напоминавшей слои самурайской брони. Те самые кома-ину – каменные стражи, различные