драчунов суетливо носится тетя Нора, наша повариха, пытающаяся отодрать Сорокина от соперника, который уже даже не сопротивляется. Просто закрывает голову от прилетающих тумаков.
М-да. Кажется, кто-то страдает неконтролируемой агрессией. Экземпляр, несомненно, любопытный, но все же не настолько, чтоб уподобляться стаду баранов, жаждущих хлеба и зрелищ.
Собираю тетради с учебниками и, закинув лямку рюкзачка на плечо, пробравшись вдоль стеночки, выскальзываю из кафетерия, направляясь в уборную. Отмываться.
Бесполезно. Влажные салфетки след от фраппе не берут. Только еще сильнее размазывают пятно и мочат ткань. Ну, чудесно. А мне ведь еще физику с русским в таком виде отсиживать.
С досадой швыряю использованные салфетки в урну, когда дверь с ноги открывается и в уборную вальяжно заходит…
Сорокин???
– Подвинься, – отталкивая меня бедром от раковины, сухо бурчит он, включая кран.
Эм.
– Это женский туалет, – не могу не заметить.
– И? Я толчки и не трогаю. Мне нужна только вода.
– А мужской что, закрыт на ремонт?
– Какой ближайший был, туда и зашел.
Офигенно. Отличный подход, очень удобный. Правил нет, контроля нет, манер нет. Про опрятность вовсе молчу. Снова мятая, незаправленная рубашка, снова галстук висит не пойми как, снова вихр на голове и… кроссовки.
А вот кроссовки, кстати, занятные. Не фирменные и порядком уже заношенные, однако удивительно чистенькие. Прям заметно, что за ними ухаживают. Белая кромка подошвы, которая пачкается в первую очередь при ходьбе, чуть ли не блестит, при том что давно обтерлась от носки.
Новенькая форма, которой будто полы мыли, и древние, но вылизанные кроссы? Диссонанс.
Нет. Что-то в его образе не вяжется. И это даже не покрасневшие костяшки, которые он споласкивает от соуса.
– Нашатырем попробуй. – Мои разглядывания не остаются незамеченными, а вот я настолько отвлекаюсь на собственные размышления, что вздрагиваю от его голоса.
– Что?
– Нашатырь. И кровь, и кофе берет. – Витя коротко кивает на мою блузку.
– Знаешь не понаслышке?
– Типа того, – стряхивая капли, он тянется за бумажными полотенцами в настенном держателе, на несколько секунд оказываясь настолько рядом, что я могу разглядеть бледные шрамы у него на подбородке и виске. И чуть искривленную переносицу.
– Тебе нос ломали когда-нибудь? – зачем-то спрашиваю.
– Трижды.
– Заметно. Часто ввязываешься в драки?
– Кто-то же должен учить людей вежливости. – Ха! Кто бы его самого поучил, потому что взгляд Сорокина без малейшего стеснения гуляет там, где из-под влажной ткани проглядывает контур моего лифчика. – Надо же. У тебя там даже что-то есть.
От такой наглости едва икотой не давлюсь.
– Есть. План-капкан на миллион, – парирую, сердито скрещивая руки на груди. – Готов попасть в ловушку или струсишь?
Как мне кажется, весьма эффектный выпад остается неоцененным.
– Не,