немного тишины.
Девочка в яркой куртке катила перед собой коляску с размалеванной куклой, когда увидела его. С удивлением она посмотрела на осунувшегося, небритого доктора, сидевшего на исписанной граффити скамье. Он был совсем не похож на того веселого человека, который всегда при встрече подмигивал ей и дарил конфету.
Он смотрел на нее остановившимся тяжелым взглядом и не видел ни ее саму, ни ее яркую курточку.
Мать потащила девочку подальше от него, в сторону корпуса раковых больных. Там лежала сухенькая старушка, навещать которую им оставалось каких-нибудь пару месяцев.
Пару месяцев… вот бы и ему иметь столько в запасе. У него же остался всего один час… один час, и чья-то жизнь оборвется.
Сергей оттянул пальцем душный воротник рубашки и глубоко вдохнул влажный воздух. В ноздри ударило перегаром и прогорклым потом.
Сергей нехотя обернулся – на противоположном краю лавочки примостился пьяный, давно не мывшийся старик с запекшейся кровью на скуле.
Старик тут же заговорил и явно не собирался умолкать. Он нес какую-то ахинею о покое и Дьяволе. Сергей слушал вполуха. Наконец раздражение подкатило к горлу:
– Бога ради, уйди, – Сергей достал из кармана бурый кошелек с потертыми боками и не глядя сунул бродяге мятую купюру. – На, возьми и напейся. – Забыться – лучшее, что можно сделать в этом мире, – тихо добавил он.
Сергей встал, чтобы уйти, но грубая, вся в корках рука схватила его за запястье. И в этот момент слова нищего впервые прорвали плотную завесу мыслей. Сергей услышал, что этот грязный человек говорил ему, и мурашки пробежали по спине.
– Что? – доктор сам не узнал собственного голоса.
Теперь уже нищий начал рыться в своих засаленных карманах. Он что-то извлек оттуда и вложил в руку Сергея.
Ладонь врача ощутила знакомые очертания.
Старик молча встал и заковылял прочь.
На полпути он обернулся и кинул последнюю фразу.
Сергей узнал каждое слово.
Старик произнес ее с той же интонацией и придыханием, с какими говорила она… та, что лежала сейчас в палате в соседнем корпусе больницы.
Та, чью судьбу он должен был решить через час.
Что происходит?
Кто этот нищий?
Сергей раскрыл ладонь. Дыхание перехватило – он уже знал, что увидит.
Он поднял голову и посмотрел туда, куда, шаркая, ушел старик. Того уже нигде не было.
Сергей сжал кулак, словно пытался ухватиться за то, что оказалось в его руке. Словно боялся упасть, потеряться и никогда не найтись. Он судорожно оглянулся. Казалось, мир кружится. Мелькали белые больничные халаты, детская яркая курточка. Старика не было. Нигде. Он исчез.
Набрав в легкие побольше воздуха, Сергей побежал в сторону старого здания, за угол которого, предположительно, свернул нищий.
Там тоже никого не было.
Ни справа, ни слева.
Нигде.
Глава 2
За четыре часа сорок пять минут до конца…
Старый нищий завернул за угол больницы. Солнце слепило ему глаза.
Должно быть, в последний раз…
Пусть даже он видит этот мир чужими глазами, ощущает кожей чужих рук, но ведь и это уже не впервой. Так могло бы продолжаться сотни лет. Но выбор сделан.
Старик спиной ощутил их присутствие. Только он: никто живой вокруг даже не догадывался о присутствии этих двоих.
Они приближались сзади.
Еще шаг… еще хоть один. Какое же это невероятное блаженство – чувствовать себя в теле, каким бы оно ни было. Просто ощущать; чувствовать тепло солнечного блика на щеке; источать запах.
Еще один шаг…
Ноги больше не слушались. Они стали совсем тяжелыми, будто в каждую налили по ведру раскаленного свинца.
Старик попытался сделать еще один шаг – невозможно. Асфальт вздыбился перед его стоптанными дырявыми ботинками, не давая ступне даже сдвинуться.
Вот они – двое в черных костюмах, так похожих на одежду католических священников, только без белого воротничка. Они уже приблизились вплотную.
Холодные руки взяли его под дряхлые локти.
Старик опустил сморщенные веки.
Вот и все.
Темнота.
Глава 3
Прямо сейчас
Растрепанные волосы, порванная простенькая ночная рубашка: молодая женщина стоит на коленях в снегу. Позади полыхает ее бедная деревянная изба. Слезы жгут саднящую кожу на щеке – след липкой фашисткой ладони все еще горит на лице.
Женщина кричит. Слов не слышно. Видно лишь, как синими дугами вздуваются жилы на ее бледной шее. Пятно бордового цвета расползается по снегу, почти касаясь ее голых коленей.
Остервенелое выражение лица и истошный крик – все это плывет в плавящемся от пожара