иначе вам будет очень плохо. Приливы на острове хуже пытки, – Порох посмотрел на Бартека и, поняв, что пить он по-прежнему не собирается, продолжил: – Знаете, еще до того как стать контрабандистом, я хотел поступить в семинарию…
– Но жажда материального благополучия оказалась сильнее?
– Нет. Просто я понял, что священник из меня не получится. Я не способен убеждать людей, заставлять их верить себе. Скорее всего мне не хватало искренности.
– Может быть, – пробормотал Бартек. – Но от священника я бы сейчас не отказался. Даже от такого, которому не хватает искренности. Пусть он хоть атеистом будет. По крайней мере, это было бы лучше чем пить.
Порох пожал плечами.
– Помолитесь.
– Я не умею. Да и незачем. Знаете что… – Бартек вынул из бумажника банкноту и положил ее перед Порохневичем. ‒Возьмите на все этого пойла и, давайте, напьемся.
Порох осторожно взял бумажку, потряс ею в воздухе и положил в нагрудный карман.
– На все – это слишком много, – возразил он.
– Возьмите сколько надо, остальное оставьте себе.
Порохневич прищурился, отпил из бутылки, встал, и перед тем как направиться к импровизированной стойке из бочек, за которой дремал хозяин, сказал:
– Берегите деньги. Без них здесь туго.
– Мне кажется они здесь вообще ни к чему. На острове, как я понимаю, нет никаких экономических отношений.
– Да. Но так уж повелось. Традиция, если хотите.
– Понятно. Значит без денег здесь туго.
– Здесь особенно. Работать негде, а кормить задаром никто не станет. Хотя…
– Что?
– Ничего. Пустяки. На водку много уходит. Если не пить, то еще можно продержаться.
– Не пейте, – сказал Бартек.
– Нельзя, – бросил Порохневич и пошел к стойке.
Бартек проводил взглядом его приметную, несколько сутуловатую фигуру и наклонился над стариком, которого Порохневич столкнул на пол. Старик мирно похрапывал, видимо, не испытывая особых неудобств в своем положении. Бартек усмехнулся, взял бутылку и, преодолевая отвращение, сделал несколько глотков. Боль сразу отпустила, только в голове стало непривычно тяжело. Он сдавил виски пальцами и глубоко вздохнул.
А если Ирма выкарабкалась?
Он сознательно употребил это слово, потому что из такой каши можно было только выкарабкаться. Взрыв в носовой части лайнера, жуткий шторм, ночь, – все одно к одному. Он крепко держал ее за руку, и потом, когда спускались по трапу, перехватил запястье так, что она вскрикнула. И все-таки толпа разъединила их.
Порох принес три бутылки, наполненные той же мутноватой жидкостью, и выложил сдачу на ящик.
– Австралийские доллары. Наверное Дик расплатился. Он у нас один австралиец. Заберите. Понадобятся.
– А вам? – спросил Бартек, сгребая ладонью деньги. – Вам они не нужны?
– Нужны, но я предпочитаю зарабатывать их сам.
– И получается?
Порохневич забавно поморщился, словно давая понять, что разговор на эту тему ему