сердце, мало что понял. Он кивнул на потолок:
– Интересно, а жильцы в курсе, кто под ними творит?
– Соседи здесь, конечно, нервные, – печально усмехнулся Артемьев, пуская клубы дыма, – курил он без передышки. – Чуть что – ко мне, говорят, что я виноват в том, что свет в доме отключили или горячую воду. Однажды на моей двери жирными буквами написали «Мазила». Тоже мне, обидели, называется! Но я ведь их вообще не беспокою, появляюсь здесь довольно-таки редко. Разве что барабаны…
– Вы хотите, чтобы я решал ваши коммунальные проблемы? – поинтересовался Гордеев.
– Что вы! – замахал руками художник. – Это так, к слову. Да и, наверное, уеду я отсюда все-таки. Для художника нужна мастерская как минимум двухуровневая и метров в шестьсот. Там должно быть место для складирования, съемки и, наконец, для того, чтобы нормально посмотреть на свою работу. Ведь искусство требует взгляда из пространства, правильно?
Гордеев пожал плечами:
– Вам видней. Хотя… ваш приятель Бомба купил вот себе домик в Финляндии.
Артемьев вздохнул:
– Ему – что? Музыку ведь не украдешь и не испортишь, верно? Но вообще это правильно, вот разберусь со всеми делами и куплю участок в Подмосковье, где-нибудь за Химками, чтобы от стариков своих недалеко. Построю там себе огромный ангар и буду жить и работать.
– Я слышал, Химки – славный городок, – заметил Гордеев. – Несмотря на название.
– Вот-вот! – обрадовался художник.
– Может быть, пока вы туда все-таки не уехали, расскажете, что стряслось? А то я, видите ли, специально из-за вас в Москву приехал.
– Конечно-конечно! Хотите выпить чего-нибудь?
– Минеральной воды, если можно, без газа. У вас здесь душновато.
Художник сходил к холодильнику и сообщил:
– Есть «перье», но, как вы понимаете, с газом. Будете?
– Годится. Лед только положите…
Наконец они уселись друг напротив друга.
– Дело было так, – сказал Артемьев, вытирая пот со лба. – Народ сновал по Тверской туда-сюда. Я встретил приятеля и остановился потолковать с ним – мы присели в кофейне, которая появилась на месте Филипповской булочной…
– Кого вы встретили?
– Так Пашку же, Долохова, – удивился Артемьев с таким видом, будто все на свете должны быть в курсе того, что и когда с ним происходило.
Гордеев кивнул: понятно, мол, продолжайте.
– …Я старался не глядеть на женщин. Мы немного поговорили о моей выставке и его концерте. Он сказал, что я гениальный художник, а я сказал, что он гениальный музыкант. Ну, так положено. Мы выпили кофе и попрощались. Я вышел из кофейни и пошел дальше по Тверской. Немного поизучал товар в книжном магазине «Москва». Помню, мое внимание привлекло рекламное объявление: «Умные рыбачат здесь».
– По поводу чего? – спросил Гордеев.
– Понятия не имею.
– Тогда и я не понимаю, объясните.
– Я же пытаюсь! Я вышел из магазина и пошел по Тверской.