вашей дочери был молодой человек? – спросил Иванов.
– Да, я несколько раз видела его, – сказала Цаплина. – Дима Еликов его зовут, очень хороший и воспитанный мальчик. А почему вы спросили?
– В записке ваша дочь пишет «В моей смерти виноват только он», – замечает следователь. – Как вы думаете, мог ли Дима в какой-то момент сделать вашей дочери что-то нестерпимо-болезненное: предать её или жестоко оскорбить? Вот так, на ровном месте.
– Нет-нет, я так не думаю, – сказала Цаплина. – Знаете, бывало так, что я невольно слышала, как Соня говорила с Димой по телефону или когда он к нам приходил, и это были очень тёплые разговоры. Даже, если допустить, что Соня с Димой из-за чего-то поссорились (возможно, и серьёзно!), то, зная свою дочь, скажу, что Соня из-за этого кончать с собой не станет: она или найдёт силы простить, или просто забудет обидчика.
Следователь качал головой, давая понять хозяйке, что он всё понимает.
– Вы жили вдвоём? – спросил Иванов Цаплину.
– Нет, ещё мой муж, Валерий Гончаров, живёт с нами, – ответила та. – Он сейчас на работе.
– А ваш муж не родной отец Сони? – деликатно спросил Иванов.
– Да, он её отчим, – сказала Цаплина.
– Ясно, – сказал Иванов, качая головой.
– И последний вопрос, – объявил он, желая уже сам отвязаться от убитой горем матери. – А какими были отношения между вашим мужам и дочкой?
– Да нормальными они были, – ответила Цаплина. – Валера Соню очень любил, даже баловал частенько чем-нибудь вкусным. Да и Соня к нему хорошо относилась.
Говоря про отношения дочери с отчимом, Цаплина, выражаясь языком музыкантов, слегка сфальшивила, то есть и голос, и речь вдруг зазвучали уже не так уверенно, как до того. Да и тон, и взгляд женщины были какими-то немного испуганными, точно она боялась, что вот-вот откроется дверь в каком-то из шкафов и оттуда предательски вывалится какой-нибудь скелет, которому надо бы стоять и не высовываться. Иванов это заметил – и потому был вынужден спросить Елену Юрьевну – не ревновала ли дочь мать к её мужу?
– Первое время было так, – отвечала Цаплина. – Мы даже ссорились на этой почве, потому что Соня думала, что я её разлюбила и бросила… но однажды мы с Соней откровенно поговорили обо всём этом и я ей честно сказала, что её никогда не разлюблю, не брошу и не предам, и она, поверив мне, смягчилась.
– Ну, хорошо! – сказал Иванов. – На сём мы закончим. Я только посмотрю комнату вашей дочери.
– Да, разумеется! – сказала Цаплина и проводила следователя в комнату погибшей.
***
Первое, что увидел Иванов, войдя в комнату Софии Цаплиной, был идеальный порядок! Это сразу малость насторожило, так как, исходя и из своего опыта, и из примера своих домашних и знакомых, Павел Александрович знал, что человек, живущий в своей квартире или комнате, то там, то сям оставляет какую-нибудь свою вещь. Проще говоря, метит свою территорию. Однако Елена Юрьевна сказала, что дочь сама всегда прибирала свою комнату так тщательно.
– Моим бы поучиться такой аккуратности! – сказал Иванов, слегка улыбнувшись. Елена