они так женственны и так беззащитны…
Спустя полчаса он сидел в указанном месте, засунув руки в карманы старой необъятной дубленки, в синей лыжной шапочке, надвинутой на глаза, – большой, солидный, внушительный. С бородой отшельника, из-за которой его принимали за батюшку.
Было уже начало ноября, неделя дождей сменилась внезапным похолоданием – температура упала почти до нуля, а ночью выпал первый неуверенный снег. Он покрыл рыжие листья, черные чугунные стволы пушек, голые деревья – не столько покрыл, сколько прикрыл, – и придавил грязь и копоть, отчего воздух стал чист и свеж, как родниковая вода. И небо вдруг поголубело, и приветливое солнце выкатилось, и удивительная благость определилась в природе. И празднично порхали легкие редкие снежинки. Монах с удовольствием смотрел на светлые соборы с золотыми луковицами, расположенные на холмах вокруг старого города по широкой плавной дуге – Екатерину, Елицу, Троицу. Лепота!
И вдруг тоска по костру, быстрой речке и густому лесу с новой силой застучала в его сердце, и он понял окончательно и бесповоротно, что сбежит! Не жилец он в городе. Как только повернет на весну, как только сойдет снег и вылезет первая трава – только его тут и видели. И, сидя у костерка на берегу небыстрой говорливой речки, будет вспоминать золотые луковицы и сладкий колокольный звон. Такая у него планида – быть между мирами. За зиму производство худо-бедно встанет на ноги, человечков бы подыскать потолковее – химика, генерального директора, бухгалтера, – не отбывающих зарплату, а сто́ящих, с совестью, а то народу много, а кадров мало.
Женщина, назвавшаяся Кларой, опаздывала уже на двадцать минут, и Монах понял, что она окончательно передумала. Еще он подумал, что ее, скорее всего, зовут Кира, потому что его вопрос об имени прозвучал внезапно, и она не успела хорошенько подумать и назвалась близким по звучанию. Клара… Кира. Кьяра, Кейра – это вряд ли. Кира. И еще он понял, что сейчас, в этот самый момент, она внимательно рассматривает его, прикидывает и спрашивает себя – а надо ли? Стоит за деревом, за соседней пушкой или у парапета, делая вид, что смотрит на свинцовую реку и заснеженные желто-зеленые луга, тянущиеся, сколько хватает глаз, за рекой. А сама украдкой изучает его, Олега Монахова, и не факт, что он ей понравится. Одним из жизненных кредо Монаха было: «Гни свою линию», другими словами: «Пусть пляшут под твою дудку» или еще: «Бери быка за рога». Были и другие, с которым мы познакомим читателя по ходу нашей истории. Он решительно поднялся и неторопливо пошел к женщине, стоящей у парапета. Встал рядом и произнес звучным басом:
–Здравствуйте, Кира!
Она вздрогнула и уставилась на него тревожными темными глазами. Она была именно такой, как он и представлял себе: небольшая, смуглая, темноглазая. На непокрытых длинных черных волосах посверкивали снежинки. Правда, вместо скромного черного пальто на ней была серая норковая шубка, а вместо шарфа в несколько слоев – синяя шелковая косынка. И пахло от нее нежно и пряно, как будто перцем и цветами, и подкрашена она была явно не той косметикой, какой