аллилуйя, аллилуйя…
Колокольный звон, разгоняет мор.
Боль, мою успокой Бог!
Заставь разжать оковы,
Сжимающие сердце моё…
От крови в своём рту,
Мне делается не по нутру.
Мне хочется выплюнуть желчь,
Отравляющую мою судьбу!
Я падаю на колени,
Взор перевожу в небеса,
Всматриваюсь в большие глаза.
Каюсь, моля о прощении.
Вдруг, – тело, изнутри
бросает в пот.
Благодарю, что причалил именно в этот порт.
Благодарю…
И прижимаю к груди серебряный крест.
Говорю, что здесь, под взглядом Господним,
Горя на паникадило, кружатся свечи кругом,
Гипнотизируя очи и,
Наизнанку – души.
Здесь, черные вороны стаей,
Вздымаются над куполами, и
Разгоняют, звон небес колокольный,
Пророчество своё исполняя.
Бежим, время своё обгоняя,
Мимо глаз пропуская покой.
Но мой, нахожу среди голосов, —
Хором, напевающих в унисон:
Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…
«Когда всё тихо-тихо»
Ночь… и всё так тихо-тихо.
И только слышится пульс стрелок, —
медленно тик-так, тик-так, тик-так.
А мне быть смелым – такой пустяк.
Моё окно не светится лампадой,
и струны, уже давно
не исполняют серенады звук.
Так всё покорно, молчат покойно.
Но сердце рвётся от тоски,
и кто из них сорвётся первым —
гитарная струна,
иль сердце кровяное?
Давай поставим рубль, а там,
да будь что будет,
судьбу разбудит —
безмолвный час.
Ночь… и всё так глухо-глухо.
Внутри всё пусто-пусто.
Вдова, давно свои пути скрепляет,
при этом и меня не уведомляет.
Сдаюсь! Пришёл смиренный час,
и вот сейчас:
коньяк пять звезд, и
тёмный шоколад.
Я поднял стопку бы,
да вот не пью, увы.
И в этом дне спасение,
мне не сыскать себе.
А стоило расставить, все точки бы над «i»,
оставив расписание, ушедших поездов,
и телефонный справочник, составить —
из новых номеров.
Ночь… и всё так смирно-смирно.
И тень украдкою ползёт,
стремясь в соседнее окно,
где свет горит, и жизнь идёт.
Оставь! Оставь меня, уйди!
Не видишь – тошно мне? Молчи…
Вполголоса: кричи, кричи,
угарным взглядом не души.
Душа и без того —
сплошное решето,
я к ней прикладываю крест —
не допустить лоскутный треск…
Моё нутро, – оно меня терзает?
Нет, оно меня спасает.
И я такой, какой вот есть,
мерзавцем я, не дамся съесть!
Ночь… и всё так немо-немо.
А мне бы