утром она обнаружила молодого драматурга у себя в кабинете. Он спал на ее диванчике. Пьесы графоманов были скинуты на пол, стопки расползлись веером. У спящего было серьезное лицо, словно он с плотно закрытыми глазами выслушивал важные новости.
Окно было распахнуто настежь, в морозном воздухе висел запах алкоголя, легкий и приятный.
Людмила Алексеевна посмотрела на Мишу и задала себе классический вопрос:
Будить или не будить?
Но Миша проснулся сам. Резко, словно по приказу. Сел и сразу заговорил деловым тоном, подробно объясняя, почему он здесь оказался, словно и не спал секунду назад. Он перешел сюда из комнатки за сценой, куда поселил его экономный Камиль Маратович.
– Я не мог там спать, – говорил он, сидя на диванчике и разминая шею. – Там нет окон. Там фотообои по стенам, березки. И душно очень. Я пошел вниз, взял ключ. А здесь у вас свежо, окно открыто. Извините.
– Ничего страшного.
– Да? – Миша улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. – А я боялся, вы ругаться будете.
Людмила Алексеевна поняла, что пропала.
В столовой буфетчица сказала Людмиле Алексеевне, что драматург вместе с артистом Зверевым, исполнявшим в спектакле роль хулигана, всю ночь ездил по саунам и другим злачным местам. Она почувствовала себя нехорошо, сжала губы почти что в точку и промолчала.
– Зверев пистон от жены получил уже, – сообщила буфетчица.
Людмилу Алексеевну мало тревожила судьба Зверева. С одинокой тарелкой на подносе она отошла от стойки. Сидела после за столом с абсолютно прямой спиной и переживала предательство. Рисовая каша на молоке осталась нетронутой.
Кому можно верить?
Когда артисты театра репетировали пьесу, они на время репетиций начинали разговаривать репликами из спектакля. Людмиле Алексеевне эта манера не нравилась.
Неужели нельзя найти своих слов?
Но теперь она сама шагала по коридору и еле слышно повторяла реплику из какой-то французской комедии: «Ангельская внешность, черная душа; ангельская внешность, черная душа; ангельская внешность, черная душа; ангельская внешность, черная душа…» – и так бесконечно.
Людмила Алексеевна внезапно остановилась, не дойдя до кабинета.
Ангельская внешность, черная душа… Что за ерунда?
И правда, подумала она, кому можно верить? Неопрятной бабе-буфетчице, интриганке и сплетнице?
Когда Людмила Алексеевна улыбалась, она становилась беззащитной и выглядела старше своих лет. Улыбалась Людмила Алексеевна редко и улыбки своей стеснялась. Но в коридоре она была одна.
Внезапно молодой голос произнес:
– Людмила Алексеевна.
Завлит стала строгой.
– Как вы себя чувствуете?
– Честно говоря, не очень. Хотел сходить в музей Иванова. Я же успею?
– Конечно, – оживилась Людмила Алексеевна. – До премьеры еще масса времени. Хотите, я вас провожу?
«Что я делаю?» – подумала она.
Вышли на улицу.
Драматург Миша,