одного города» очень важное значение имеют пародии на бюрократический стиль документов XVIII – XIX веков – «Оправдательные документы». Здесь есть написанные градоначальником Бородавкиным «Мысли о градоначальническом единомыслии» и созданный градоначальником Беневоленским «Устав о добропорядочном пирогов печении», регламентирующий вполне естественный ход вещей – не без выгоды для законодателя: «По вынутии из печи, всякий да возьмет в руку нож и, вырезав из середины часть, да принесет оную в дар». В «Оправдательных документах» использованы целые пассажи из «Свода законов Российской империи»[14]. Это была материя, в которой Щедрин, одно время сам крупный чиновник, разбирался прекрасно. Кроме того, перед глазами у него был пример подобной пародии – «Проект: о введении единомыслия в России» Козьмы Пруткова.
Для очерковой традиции 1860-х годов, к которой примыкает «История одного города», характерны иронические отсылки к Библии и другим религиозным текстам. Как указывает исследовательница Татьяна Головина, «ассоциации с Ветхим и Новым Заветами пронизывают все главы и все уровни текста» книги Щедрина[15]. Самый очевидный пример – глава «Подтверждение покаяния. Заключение», которая оканчивается апокалиптической катастрофой Глупова. Но в книге есть и множество других аллюзий: «усекновение головы майора Прыща» (отсылка к Иоанну Предтече); строительство глуповцами башни до неба (подобной Вавилонской); уподобление развратного Фердыщенко и его любовницы Аленки ветхозаветным Ахаву и Иезавели; начальник плюет подчиненному в глаза и исцеляет его от слепоты (подобно Христу)[16] и так далее. По словам Головиной, Щедрин развивает карамзинскую идею истории как «священной книги народов» и последовательно сопоставляет эпизод за эпизодом глуповской истории с библейскими сюжетами[17]. Градоначальники, уподобленные царям, не довольствуются этим: им необходимо «утвердиться в роли Бога»[18] или ощутить себя его полномочными наместниками (у Щедрина они называются «от вышнего начальства поставленными»; как указывает комментатор Щедрина Г. Иванов, слово «вышний» в XIX веке употреблялось почти исключительно по отношению к Богу)[19]. Апогея эта тенденция достигает в правлении Угрюм-Бурчеева – за которым следует глуповский конец света.
Да, повсеместно. Даже названия племен, среди которых были и головотяпы-протоглуповцы, взяты из «Сказаний русского народа» Ивана Сахарова и пародируют перечисление племен в «Повести временных лет»; оттуда же – история о поиске князя, явно намекающая на призвание варягов. Зачастую в градоначальниках Глупова можно узнать сразу несколько исторических персон: так, в Угрюм-Бурчееве видится портрет не только и не столько страшного военного министра Аракчеева, сколько Николая I, который гордился своим наводящим ужас взглядом[20].