сказал он, – что вы не решились схватить эту монашескую фигуру и наброситься на нее. Быть может, вы уже тогда нашли бы разгадку тайны, столь живо интересующей вас, – я говорю о причине смерти маленького Ральфа, неестественной по вашему мнению.
– Я не совсем вас понимаю, мистер Холмс, – возразил сэр Морган, – не хотите ли вы сказать, что этот монах, уже так давно появляющийся на развалинах владения Глостеров, – вовсе не привидение? Но ведь не я один, а также и мой двоюродный брат Роберт Морган категорически утверждает, что видел этого монаха! Привидение явилось даже моему двоюродному брату именно в ночь накануне смерти ребенка. Нынешний лорд Глостер, который тогда, как младший брат Роберта, носил имя Реджинальд Морган, был как раз в Лондоне. Роберт лежал на диване в так называемой обойной комнате замка, самом маленьком помещении, выходящем на море, так как это была его любимая комната, и огонь весело горел в старом камине. Я было оставил Роберта, полагая, что он заснул, и направился в детскую комнату, в башню, где лежал больной ребенок. Когда я возвратился, Роберт был бледен как смерть и сильно расстроен. Он стал уверять меня, что видел в дверях фигуру монаха с поднятым капюшоном, в длинной, развевающейся рясе, причем эта фигура будто бы угрожающе показала ему кулак. Лица или глаз монаха он не видел, так как они были в тени капюшона. Роберт поднялся и хотел наступать на монаха, но прежде, чем он успел спуститься с дивана и встать на ноги, привидение быстро и бесшумно исчезло. Но он знал наверняка, что ясно видел монаха, недосягаемого врага, ходившего по этим помещениям и предвещавшего владельцам этого дома предстоявшее им несчастье. А на другой день умер маленький сын Роберта!
– Странно! – в раздумье произнес Шерлок Холмс.
– Действительно, странное совпадение обстоятельств, – согласился и Джон Морган. – Бедняга Роберт! Он тогда, вскоре после смерти своей жены, был болен и в состоянии боязливого, нервного раздражения, увеличившегося еще вследствие появления привидения. Я старался, как мог, убедить его в том, что то, что он видел, было лишь плодом его болезненного воображения, но мне не удалось его переубедить.
Джон Морган провел рукой по глазам, чтобы стереть слезы печали.
– Да, добрейший мистер Холмс, – продолжал он, – нам пришлось тогда пережить печальные времена в замке Святого Роха. Наверху, в башенной комнате, лежал больной Ральф Морган, единственный наследник, а внизу, в обойной комнате, – мой овдовевший двоюродный брат, мой бедный Роберт, немощный духом и телом, влачил свое безрадостное существование, лежа на диване. Страшное, страстное горе и отчаяние вызвали опять появление припадков, которыми он страдал еще с детства, но которые прекратились с наступлением зрелого возраста. Он лежал исхудалый, похожий лишь на тень себя самого; вся его жизнь висела как бы на волоске, который должен был оборваться при первом сильном натиске. Только страшная любовь к единственному ребенку Эдиты еще привязывала его к жизни. Любо было смотреть, как сердечно он любил маленького мальчика,