же придушенно захрипела.
Ах, до чего же он был привлекателен даже в своем гневе! Глаза как звезды, длинные и густые черные волосы уложены в традиционную прическу – зачесаны наверх, собраны на макушке и оттуда падают на спину роскошным каскадом; темно-синяя куртка, расшитая тусклым металлом, выгодно оттеняет матовую смуглость кожи. Лицо открыто, хотя разрез глаз явно стилизован (а если приглядеться, и не только он). Актер «новой оперы» в роли Юного Любовника – или знатный молодой человек, дерзко одевшийся в похожем стиле…
Когда Элори возник в центре пентаграммы, начертанной прославленной в Афраре чародейкой Ломенной даль-Лаумари, дыхание перехватило не у нее одной – у всех, кто присутствовал на том блестящем сеансе вызывания духов. Но торжеству Ломенны, сначала даже не узнавшей своего господина (до сих пор ей ни разу не доводилось видеть его в алмьярском облике), не суждено было длиться дольше мгновения. Вместо того чтобы предсказывать судьбу потрясенным клиентам прорицательницы, прекрасный демон протянул руку за пределы магической границы, будто так и надо, схватил чародейку за пояс-шарф и втянул в пентаграмму. В следующий миг оба они исчезли в яркой вспышке, по крайней мере на полгода обеспечив пересудами афрарский высший свет.
Когда глаза Ломенархик снова смогли видеть, вокруг нее была до боли знакомая комната с зеркальными стенами и великолепным ложем. Правда, застлано это ложе было не вишневым шелком, а покрывалом неброского кофейного цвета – видимо, для большего контраста с черно-синим, словно грозовым, силуэтом Элори. Легкое движение изящной руки – и волосы Ломенны захлестнулись вокруг одной из ножек ложа, а затем петлей обвили горло ведьмы. Любая попытка освободиться лишь затянула бы эту петлю еще туже…
Ломенархик знала, что Элори не только избегает причинять боль, но и терпеть не может игр в «усмирение раба», считая их самым большим дурновкусием, какое бывает на свете. «Лишь до тех пор, пока у человека сохраняется хотя бы иллюзия свободы воли, он способен на что-то интересное», – любил повторять он. Его издевательства над попавшими в когти мышками отличались куда большей утонченностью: не ломка, а скорее переделка, изменение свойств. Эта же страсть отличала и многих его доверенных лиц – правда, в отличие от господина, их методы были куда грубее, а временами так и попросту тошнотворны… В общем, ведьма всегда была готова заплатить такой монетой за полученные дары – любой из стоящих рядом прекрасно знал, сколь непредсказуем Повелитель Снов, и легкость, с которой его вчерашняя любовница могла превратиться в объект малопристойных забав, давно никого не поражала.
Однако то, что творилось сейчас, выходило за любые рамки – обычная насмешливая улыбка то и дело пропадала с губ Элори, а в звездных глазах сверкала пока еще сдерживаемая ярость. Таким Ломенархик не видела хозяина Замка ни разу доселе, и ей сделалось по-настоящему страшно.
Распростертая на мраморном полу у ног Элори, она глядела на своего повелителя снизу вверх, немыслимо выворачивая шею. А тот даже головы не поворачивал в ее сторону, вперив неподвижный черный