ЦРУ или МИ-6, как уж она будет называться в том месяце, и попросимся назад, и они заколют упитанного тельца и дадут нам перстни на руки, потому что лучше вернувшийся блудный сын, чем очередной перебежчик в Москве.
– Я был знаком с Филби[15].
– Знаю. Я не хочу говорить про Филби. Я вообще не хочу говорить, и ты тоже.
– Ты храбрее меня, – сказал он. – Если что-нибудь пойдет не так, ты теряешь целую жизнь.
– А ты нет?
– У меня есть ты. Только ты.
– Аллан.
– Извини. Палатайн через связного сообщил, что НОЧНОЙ ГАМБИТ одобрен и управлением «Т», и управлением «С».
– Через связного?
– Палатайн больше не покидает Лондона. Известно, что скоро ему на пенсию, так что, покуда он далеко не суется, на него не обращают слишком большого внимания. – Он помолчал. – Тебя не хватятся…
– Меня не хватятся, Аллан. В чем дело?
– Все завертелось очень быстро… Предпремьерный мандраж, ничего больше.
– У тебя не бывает предпремьерного мандража. Даже в первую ночь. – Она засмеялась, потом внезапно оборвала смех. – Тебя что-то напугало, Аллан. Расскажи мне что.
– Обещай, – сказал Беренсон, – что, если со мной что-нибудь случится, ты заляжешь на дно.
– А что насчет других агентов?
– Они знают только свои конкретные роли. Лишь ты и я знаем всё.
– Ты, я и КГБ.
– КГБ почти знает. В том-то и суть. У КГБ есть план и список агентов – но нет возможности этот план осуществить. Список зашифрован.
– Что? – Она улыбнулась изумленно и восхищенно.
– Имена и фамилии зашифрованы, но довольно просто. Я уверен, что кагэбэшники смогут взломать шифр, и они тоже уверены, потому и приняли список в таком виде. Но у каждого агента есть ключевое слово… а в списке слова другие. Я предупредил агентов, что, если им назовут слова из открытого списка, надо уходить. Настоящие слова… думаю, Москва их не угадает.
– Ты мне ничего из этого прежде не рассказывал. Какое у меня тайное слово?
– В этом не было… – Он мотнул головой. – И у тебя нет тайного слова. Я… решил, что оно тебе не понадобится.
– Ты гений. Что тебя напугало?
– Ничего, – сказал он. – Ничего, – и притянул ее к себе, теряя голову от запаха ее волос.
Она коснулась его пояса, и он ахнул.
– Хм, – сказала она, берясь за его ширинку. – Французский гульфик с клапаном. Тут поможет только…
Она начала наклоняться, но он двумя руками поймал ее лицо.
– Не сейчас, – сказал он. – Я хочу… еще чуть-чуть на тебя посмотреть.
Она нахмурилась.
– Скажи мне, что случилось… пожалуйста, Аллан.
– Кто-то прошел по моей могиле, вот и все.
– Сейчас уже поздно жалеть.
– Я жалею только из-за тебя, – сказал Беренсон. – Я мог бы любить тебя не скрываясь. Я мог бы тебя кое с кем познакомить… Бывают минуты, когда я думаю…
– А бывают минуты, когда ты не думаешь? Давай выясним… ой, нет, теперь я не могу. Что ты думаешь?
– Что мы могли бы сделать то же самое иным способом.