сторон.
Среди них не было места для светлых. Только для самых отвратительных.
«Нет! Нет… Подите прочь! Не надо!..» – Монстры с огромными горящими глазами жадно смотрели на мои пальцы, но я не мог даже пошевелиться. Тело сковал ужас: ни убежать, ни спрятаться – я не мог ничего, лишь стоять и смотреть, как темные жуткие чудовища тянут ко мне когтистые лапы. И вот уже один из когтей с размаху вонзается в мою ладонь. – Нет! Не-е-ет! Не трогайте меня!.. Мама! Мама, пожалуйста, где ты?!»
Я очнулся со всхлипом и увидел перед своим носом старый вонючий тюфяк, потемневший от времени и давно смердящий гнилью. Не было никаких демонов… кроме одного. Того, который украл меня из Красной Башни несколько недель назад. Дверь за моей спиной со скрипом открылась, и я услышал его насмешливый голос:
– Опять дурной сон, Сокровище? Еще парочка страшных пророчеств? Или по твоей ноге просто пробежала мышь?
Рука болела. Не во сне, а наяву. Не оборачиваясь, я прижал ее к груди и зажмурился. Боги наделили меня даром исцелять других, но собственные раны я никогда не умел лечить. Повязка уже насквозь пропиталась кровью, ее следовало сменить. Но я скорей бы сдох, чем сказал об этом Кешту.
– Вставай, поганец. Работа ждет.
Я не хотел вставать. Не хотел слышать этот голос. Ничего не хотел…
– Давай, ублюдок! Поднимайся! Хватит делать вид, будто ты не слышишь меня!
Удар сапогом под ребра. И еще один.
Я зажмурился посильнее, чтоб не издать ни звука. Этот демон не дождется моих криков. Больше никогда.
Никогда…
Воспоминания били наотмашь – одно за другим. О многом я успел забыть, многое спряталось от меня, но теперь эти осколки лезвий поднимались со дна и вонзались в сознание безжалостно и беспощадно. И среди них то, о котором я хотел бы забыть навсегда, но не мог, как ни старался.
…Сжаться в комок, пытаясь удержать в себе ненависть. Дышать, дышать, хотя бы просто дышать… Но нет, ее стало слишком много. Она раздирала меня на части, и мне казалось, я сам превращаюсь в демона. Я чувствовал, как из кончиков моих пальцев вырастают длинные острые когти, как мои клыки становятся истекающими ядом лезвиями, а тело обретает форму жуткого крылатого зверя, и внутри него полыхает черный, будто в пекле, огонь. Огонь, который не светит, но лишь поглощает свет.
Вокруг меня, снаружи, теперь тоже был мрак, он обступил меня со всех сторон. Я был слеп, слеп совершенно, абсолютно. Даже пытаясь покинуть свою истощенную оболочку, я не находил спасения от этой слепоты. И не мог привыкнуть к ней. Каждый день, каждый миг я думал о том, как мои когти и клыки вонзаются в хрупкую плоть. Плоть человека, который обрек меня на этот мрак.
Но я был слаб, слишком слаб. Моя ненависть, мой черный огонь бились о клетку бессилия, в которой я оказался заперт…
Этот израненный мальчик, лежащий на куче тряпья в луже собственной рвоты не мог ничего. Его последние силы ушли на то, чтобы отнять еще одну жизнь – крошечную жизнь, которая по-настоящему даже не началась.
Я смотрел на него, не понимая, как он сам до сих пор жив.
У него