руку в свою и слегка пожал. Потом обшарил меня глазами и еще больше развеселился. Я пожалела, что не надела парик.
Байрон провел меня в гостиную с камином, я села поближе к огню, а отец с сыном на диван. Они одинаково расслабились, скрестив руки на груди и вытянув ноги. Некоторое время я, опустив голову, осматривала четыре огромные ступни в одинаковых шерстяных носках с веселым рисуночком.
– Это мама вяжет, – заметил мое внимание Байрон и уточнил: – Когда хорошо себя чувствует.
– А когда плохо себя чувствует, она распускает все, что связала, – все так же весело продолжил Вениамин Бирс.
– Да, – кивнул Байрон.
Мы помолчали.
– А вас действительно зовут Лилит? – вдруг спросил Бирс.
Я растерянно кивнула.
– Не Лиля, не Лилиана?
– В паспорте записано «Лилит Марковна Бондарь», – совсем уж глупо объяснила я.
– Чудно! – всё улыбался Бирс.
– Да, – кивнул Байрон, покосившись на отца.
– Набокова читали? – спросил Бирс.
Я посмотрела на Байрона и созналась:
– Не все.
– Стихи – точно не читали, – кивнул Бирс.
– Я не знала, что он писал стихи.
– Да, – кивнул Байрон и занялся осмотром своих ногтей.
– У него есть чудное стихотворение «Лилит». Совершенно невероятное. Предвестник, так сказать, «Лолиты». Вы ведь рыжая?
Пока я растерянно соображала, что ответить, Байрон уверенно заявил:
– Да. У Текилы желтые вьющиеся волосы. – Подумал и уточнил: – Были.
– Я так и думал! – кивнул Бирс. – «От солнца заслоняясь, сверкая /подмышкой рыжею, в дверях / вдруг встала девочка нагая / с речною лилией в кудрях...» – продекламировав это, он откинулся на спинку дивана и сцепил руки на затылке.
Я растерянно молчала. Закрыв глаза, с легкой улыбкой Бирс читал дальше:
– «...я близко-близко видеть мог, / как дочка мельника меньшая / шла из воды, вся золотая, / с бородкой мокрой между ног...» – Бирс пошевелил ступнями и мечтательно продолжил: – «...Без принужденья, без усилья, / лишь с медленностью озорной, / она раздвинула, как крылья, / свои коленки предо мной». С медленностью озорной – это хорошо...
Выждав паузу и поняв, что продолжения не будет, я спросила:
– Вам нравится Набоков?
– Нет, – тут же ответил Бирс. – Не нравится. Так, попалось случайно. У меня гениальная память. Запоминаю все, что когда-либо прочел. Шпионы, дети мои, в большинстве своем весьма трогательные люди. Вашему отцу, Лилечка, наверняка нравился Набоков. Меня же больше интересовал отец писателя. Который, кстати, был убит террористами в Берлине. На лекции Милюкова. Ему было всего 52. Иногда я ненавижу свою память.
– Тогда, по логике, вы тащитесь от Байрона, – вздохнула я.
– В этой личности не стихи меня привлекли, – возразил Бирс. – Не стихи. Мне Байрон близок духовно, – он повернул голову, посмотрел на сына и сильным уверенным движением обхватил его за шею и притянул к себе, прижавшись своим лбом к его.
Растерявшись