время он, чувствуя себя обречённым и выброшенным за борт жизни, искал желаемое не там, где оно пряталось.
Каким же он был дураком! Тору заливисто засмеялся, хлопнув себя по лбу, но затих, поняв, что непривычно долго молчавший Юмэ заснул.
Запинаясь из-за прерывающих его мыслей, Тору рассказал то, чем готов был поделиться. Юра, очевидно, был несколько разочарован, так и не дождавшись развития драмы и зацепившего его криминала. Зато случайно приплетенная к теме история их с Юмэ дома показалась Юре интересной: он слушал её с приятно удивившим Тору вниманием. Перерыв подходил к концу, и им пришлось вернуться в аудиторию, но голова Юры, казалась, уже болела от переполнивших её вопросов – вряд ли он, даже обладая очень цепким умом, смог понять нечто, изложенное настолько сумбурно и скомкано.
– Всё равно скука смертная, – протянул Юра, крутя ручку на пальце, – расскажи, что за фэнтези ты мне пересказал. Я такого не читал.
– Мне раньше снились такие сны, – продолжил Тору, – я даже немного жалею, что рассказал об этом, но к слову пришлось и мне показалось, что это заинтересовало бы тебя больше, чем история Танаки-сэнсэя.
– Тебе снился какой-то парниша за стеклом, и вы во сне построили дом и стали там жить? – переспросил Юра. – Тут есть какой-то скрытый смысл, или я дурак?
– Ты не дурак, – ответил Тору, – а смысл, – он ненадолго задумался, прокручивая в голове значение слова «смысл», – а смысла, наверное, и нет. Смысл где-то дальше, но я сейчас подумал и понял, что и дальше смысла нет. Мне иногда снится что-то такое: сначала были картины, игра символов без определённого сюжета или какой-то последовательности, а потом появился этот человек. Мы стали друзьями, потому что я видел его едва ли не чаще, чем родителей.
– Твой Танака всё-таки был твоей первой школьной любовью? – Юра вопросительно поднял бровь. Тору засмотрелся и не сразу среагировал на вопрос.
– Вы в России называете любовью что попало, – сказал он, – одно слово для домашних животных, друзей, жён и детей, коллег и хобби. У нас немного больше, чем просто «нравится» и «люблю», но Танака-сэнсэй мне нравился. Как учитель, как руководитель литературного клуба и как человек, проявивший ко мне интерес. Разве он мог мне не нравиться?
– Моей первой школьной любовью была моя одноклассница, – тихо посмеялся Юра. Казалось, преподавателю не было никакого дела до шумящих студентов: он продолжал вести занятие и с каждой минутой выглядел всё менее заинтересованным.
– Любить одноклассниц безвкусно.
– Я знаю, – ответил Юра, – я вообще был жутким неудачником в плане нежности, поэтому, пару раз предложив донести её портфель до дома, я её этим же портфелем и стукнул. До сих пор до конца не понимаю, почему мужчины выражают свои чувства так по-скотски. Мне кажется, везде так. Хотя Бог говорил беречь женщин. Ты вот когда-нибудь девчонок задирал?
– Никогда, – признался Тору.
– А они тебе вообще нравились?
– Конечно нравились, – сказал он, успев возмутиться, – или