умру.
– Прекрати сейчас же, – рассердилась Карина. – Во-первых, не собирается он тебя бросать, а во-вторых, разве ты не знаешь, какой это грех? Даже говорить и думать про такое преступно!
– А я вовсе не самоубийство имею в виду, – спокойно возразила Леля, будто обсуждала, как лучше варить картошку – в мундире или очищенную. – Я просто сама умру, не вынесу. Точно знаю.
– Вынесешь, – тихо сказала Карина, и неожиданно для себя прибавила: – Я же вынесла, и ничего, жива.
– Ты? – уставилась на нее Леля. – Что ты вынесла? Ты же никогда… – Она осеклась, вглядевшись в ее лицо, и пробормотала: – Прости.
– Ничего, – спокойно ответила Карина. – Это было давно. Я очень любила одного человека – так же, как ты Олега. Очень. Больше всего на свете.
– А он? – шепотом спросила Леля.
– А он жил со мной, но не любил. Не так, как я его. А потом он ушел.
– Совсем? – ахнула Леля.
– Совсем, – кивнула Карина.
– И что было потом? Ты смогла его забыть?
– Совсем забыть не смогла, – честно призналась она. – Но… я это вынесла, как видишь.
– Ты очень сильная, – тихо проговорила Леля, – я не такая.
– И ты такая же, – успокоила ее Карина. – И вообще, у вас дело другое. Мы даже женаты не были, а у вас будет маленький.
– Скажи, – задумчиво спросила Леля, – у тебя есть его фотографии?
– Нет! – быстро и испуганно сказала Карина. И повторила, уже тише: – Нет. Я их все уничтожила.
Она не сомневалась: если Леля увидит альбом, лежащий у нее в тумбочке у кровати, тут же заметит удивительное сходство Олега со Степаном.
– Ну нет так нет, – спокойно согласилась Леля. – А жаль.
17
Так, в заботах о Леле, проскочила первая четверть учебного года.
Для Карины она прошла совершенно незаметно.
Раньше она подолгу задерживалась на работе, занимаясь кое с кем из учеников сверхурочно, и совершенно не спешила домой.
Теперь, едва оканчивалось время последнего урока, Карина быстро собиралась и покидала школу. Знакомая старушка-вахтерша, глядя, как она торопливо расписывается в табеле, однажды хитро улыбнулась и сказала:
– Кажись, завела себе наша Карина Петровна сердешного друга. Ишь, несется – так только на свидание, либо, когда дома дите без присмотру.
Карину старухины слова почему-то не расстроили, а, наоборот, обрадовали. Она не стала ее разубеждать, лишь кивнула и выбежала из школы.
К ноябрю Леле стало заметно лучше. Тошнило ее уже меньше, она могла нормально питаться и постепенно возвращалась к своим домашним обязанностям.
Они с Кариной подолгу гуляли по осенним, пустым улицам, по лужам, покрытым тонкой корочкой льда. Обе пытались представить то недалекое будущее, когда в их компании появится третий, в яркой, просторной и удобной коляске, будет мешать их болтовне властным и оглушительным криком. Тополя качались от ветра, обнажив корявые черные сучья, дни тонули в ранних сумерках.
Приближался