верно подмечено!
– Ну а что касается любви в нашем обычном понимании… э-м-м… мирском, я имею в виду… – продолжал рассуждать Март, – я думаю, эта штука вообще крайне субъективна. К примеру, люди, рассказывая о своей любви к другому человеку, часто говорят: «мне нравится в ней то-то и то-то…», «я люблю его за то, что он такой-то и такой-то…», – подразумевая фактически, что испытывают чувства не к объекту приязни как он есть, а к отдельным, «подходящим» или «выгодным» для своего психического комфорта, качествам, из которых создают в итоге идеальную в своём же понимании сущность, вовсе не похожую на оригинал… а значит – любят себя самих! А ведь ещё надо принять во внимание инстинкты, заставляющие любить! Когда они включаются, гормоны окрашивают образ партнёра самыми привлекательными красками! Но куда только девается любовь, когда поток гормонов стихает?..
– Вы современный человек, Март, и следуете духу времени, пытаясь объяснить всё с точки зрения науки. «Инстинкты», «гормоны»… но знаете ли вы, что задолго до того, как наука взяла на себя смелость объяснять всё и вся, человек уже имел понимание любви как явления сложного, имеющего вариации подчас диаметрально противоположные по сути?
– Ну… – Март пожал плечами. – Древние греки говорили о симпатии, о страсти, даже о мании…
– Всё так, всё так… Но для того, кто безоговорочно верит в Высшее существо, волей которого сотворено Мироздание, важно иное. Для него важно знать, что человек – создание двуединое, и хотя тело его приспособлено для жизни в материальном мире, но душа имеет природу нематериальную. Исходя из своей природы, тело и душа имеют разное назначение, разные потребности, преследуют разные цели. Эти цели и потребности нередко взывают к абсолютно взаимоисключающим действиям! Спор духовной и материальной составляющих порождает борьбу человека с самим собой, вот почему именно в конфликте души и тела находится корень страданий людских. Корень страданий и величайшее испытание для человека – испытание выбором. Вы понимаете, Март, о чём я?
Март не ответил: образ двух сил как двух вихрей застал его врасплох – нечёткий, пугающий, на уровне ощущений скорее, – отозвавшись эхом давнего разговора с библиотекарем.
– Конфликт – нестабильность – страдания… и тяга к творчеству… – пробормотал он, стараясь не упустить мысль. – Страдания – стимул? Они вынуждают… творить? Страдания – движущая сила творчества… И не только?
Итог странных этих построений привёл Марта в замешательство.
– Что-что? – не разобрал настоятель.
Март непроизвольно дёрнул головой, прогоняя ворох странных и жутковатых ассоциаций, отчего смутился ещё больше.
– Э-э… Да-да, выбор, – поспешно заговорил он. – Материальное или духовное, душа или тело…
Священник покивал, внимательно глядя на Марта, и со вздохом отвёл взгляд.
– И как результат этого испытания, – продолжил он, – приблизимся ли мы к Богу или скатимся к существованию скотскому…
Он снова вздохнул – протяжно