будет хорошо, не плачь, я не верю, что он снова сломал руку, но я должен выбраться отсюда, вся эта больничная грязь – это…
Со мной все будет хорошо.
Я открыл глаза. Профессор Шапиро смотрел прямо на меня, и эта мысль возникла снова. Со мной все будет хорошо. Нам надо выбираться отсюда, подумал я. Он продолжал смотреть на меня, и снова мысль: нам надо выбираться отсюда.
– Вы говорите это мне? – спросил я, уже способный произнести целое предложение.
Точнее было бы сказать: «Думаете мне». Вперед. Вставайте, и пойдем.
– Кто вы? – спросил я.
Быстрая последовательность картинок пронеслась у меня в голове, пока Шапиро пытался, по всей видимости, думать о правильном, с его точки зрения, «ответе», выбирая то, что я должен «услышать». Наконец он закрыл глаза, глубоко вдохнул, и одинокое дерево посреди пшеничного поля появилось снова. Я хочу помочь. Я знаю, кто ты такой, и я могу помочь. Идем.
Он протянул мне руку, я взялся за нее, осторожно приподнялся и сел. Это прикосновение пробудило во мне ощущения от прикосновений к другим людям – кого-то мягко погладили по лбу, кому-то врач надавливал на пальцы ног, кто-то держал кого-то за руку, закрыв глаза и ожидая, что каждый вдох станет последним. Шапиро помог мне спуститься с кровати.
У нас всего несколько минут, прежде чем они вернутся. Обопритесь на меня и идите как ни в чем не бывало. Будет непросто, вы уже давно не ходили, ваши мышцы не атрофировались только благодаря физиотерапевту, которого мы смогли прислать, но если обопретесь на меня, то почувствуете, как подвижность тела потихоньку восстанавливается. Старайтесь смотреть вниз. Позвольте мне вести. «Белый экран».
«Белый экран», – подумал я и вспомнил, слова всплыли в моем сознании, просочившись сквозь зазоры в мыслях, носившихся у меня в голове. Надо выяснить, что такое «белый экран». Что значат эти слова.
Мы вышли наружу. Можно провернуть что угодно, если выглядеть при этом достаточно уверенно; это правило работает и для побегов из больницы в халате, босиком, глаза в пол. Шапиро излучал столько уверенности, что ее хватило на нас обоих, и, когда нас все же остановила медсестра и спросила, из какого мы отделения и куда мы идем, он объяснил ей, что он профессор Шапиро, мы идем за круассаном и скоро вернемся. «Ему сказали, что станет легче, если он пройдется. Знали бы вы, сколько времени я его уговаривал на этот круассан».
Когда мы вышли из больницы, Шапиро подвел меня к маленькому белому «фиату», припаркованному довольно далеко от входа. Он открыл заднюю дверцу и усадил меня на сиденье. Я услышал мысль «он весь твой», а затем он ушел.
Рядом со мной лежала аккуратно сложенная стопка одежды. За рулем сидела девушка, но все, что я видел, была огромная ржаво-рыжая копна кудрявых волос. Она завела машину, и мы поехали.
Я в изнеможении откинулся назад. Мне хотелось что-нибудь сказать, но я был без сил. В начале поездки я мог слышать мысли водителей вокруг, в основном когда мы останавливались на светофорах. Встречи, на которые надо успеть, размышления о том,