провоцирующей и читательские отклики, и диспуты на школьных собраниях, на школьных педсоветах… И мастерство, или, выразимся скромнее, мастеровитость, пришли тоже, так что из сорока трех повестей, написанных А., в одной лишь «Юности» была напечатана двадцать одна, а сам он с возникновения этого журнала стал бессменным членом его редколлегии.
Словом, и популярность, и авторитет А. росли как на дрожжах, а после того как он в 1958 году вступил в партию, пошла и карьера. Писательская молва связывала эту карьеру с благоволением С. Михалкова, при котором А., – процитируем Г. Красухина, – будто бы был «как шестерка при пахане, – и денщиком, и заботливой нянькой, и весьма толковым делопроизводителем, недаром держался за Сергея Владимировича обеими руками. Вся его сытая номенклатурная секретарская жизнь держалась на этой связи». Сказано, может быть, слишком сильно, хотя, однако же, небезосновательно. Во всяком случае, едва став в 1965 году первым секретарем Московской писательской организации, С. Михалков тут же и А. позвал к себе руководить секцией детских и юношеских писателей, а возглавив в 1970 году Союз писателей РСФСР, и А. на 19 лет произвел в штатные секретари, поручив ему контроль за всем, что пишется для детей и молодежи.
Репутация у этого «малого», – как тогда говорили, – писательского Союза уже тогда была скверной, националистической и едва не антисемитской, и стоит внимания, что А., подробно рассказывая о своей жизни в автобиографическом романе «Перелистывая годы», почти ни словом не обмолвился о том, как справлялся он с ролью «умного еврея при губернаторе».
Но ведь справлялся же. Лишь заметив как-то, что «меня лично антисемитизм ни разу не касался»[54], и навсегда выбрав осмотрительность как норму поведения, ни разу и ни в чем не засветившись как благовидными, так и неблаговидными гражданскими поступками[55]. Возможно, прав Л. Лазарев, и «сверхблагополучный» А., «несмотря на все свои успехи, ‹…› жил в вечном страхе, он всегда был ниже травы и тише воды, улыбка у него была заискивающей, ходил он словно бы на цыпочках»[56].
А возможно, так казалось лишь со стороны, ибо миром детской литературы, детских изданий и издательств А. правил вполне уверенно: без его санкции ни планы выпуска не верстались, ни решения о переводах на иностранные языки не принимались, ни поощрения не раздавались, и даже статьи критиков о своем творчестве он в подведомственных ему изданиях правил, как заблагорассудится. Удивительно ли, что кто-то из коллег по «детскому цеху» признателен ему, что называется, по гроб жизни, а кто-то – ну, например, Э. Успенский – именно его и С. Михалкова называл «самыми главными негодяями в Союзе писателей», ибо они конкуренции не терпели и будто бы «всё выжигали вокруг себя!»[57]
Растянувшееся на десятилетия положение первого или пусть хотя бы даже только второго детского писателя в Стране