и, как будто опомнившись, поправил ход своих мыслей: – Боже правый, о чем это я?
В иное время генералу и в голову не пришло бы искать оправдания в таком привычном для него деле, как хождение в народ. Его всегда влекло туда, где, не зная устали, кипела суетливая разночинная жизнь. И он был частью этой жизни, ни на минуту не забывая, однако о службе.
И он решился.
На другой день, аккурат перед обедом, обер – полицмейстер отправился в памятный ему дом Брещинского. Швейцар, завидев генерала, раскрылечился, отставив левую ногу, будто собирался выполнить гимнастическое упражнение.
– Добро пожаловатьс, ваше вышкоблагородие.
– Здоров – произнес обер- губернатор, а про себя подумал: «картавый какой – то».
– Ты вот что скажи мне – нет ли у вас новых питейных или других увеселительных заведений?
– Да вроде как собирались трактир какой-то открывать. Да вместо него, слыхал, бордель удумали. Пока что, слава богу, тихо. Но боюсь, покойная жизнь моя скоро кончится, вышкоблагородие.
– Жалуешься?
– Да что вы! Это я так про себя думаю.
– Ты вот что, как тебя нарекли родители?
– Тимофеем.
– Присматривай за публикой, Тимофей. Особливо, если будут докучать добропорядочным гражданам. А нечестивых и буйных сразу бери на заметку. Ежели что – полицейская часть рядом, поди, знаешь где.
– Как не знать, ваше благородие. Почитай, напротив, живу.
– Местный, значит. Тем лучше. Ну ладно, бывай.
– Желаю здравствовать-с, – услужливо поклонился швейцар.
На второй день Марфа Степанова пришла к обер-полицмейстеру. Строго к назначенному часу. Минута в минуту. Он узнал ее. Когда увидел накануне фотографию – слегка усомнился. А теперь, когда увидел эту женщину воочию, посмотрел ей в глаза – сомнения вмиг развеялись – перед ним стояла его старая знакомая. Двадцать с лишним лет минуло с той поры.
– Ну, здравствуй, Марфа Степанова. Надо же, свиделись. Дело, слышал, свое заводишь?
– Что ж, Иван Сергеевич, не прозябать же в старости в нужде.
– Ты, Марфа, видной была девицей в юности. Только, кажется, со здоровьем у тебя не все ладно было.
– Да что вы, кормилец, вспомнили же такое. Было раз по глупости, по – молодости. Я чиста, как весеннее небо. Простите, но медицину я уважаю. Вы, голубчик, ежели желаете…
– Да, Марфа, хороша ты была в девках, и сейчас – не хуже, – перебил ее обер -полицмейстер. Но не о любви хочу говорить с тобой. А больше о страданиях телесных, любовью причиняемых. Знаешь, сколько в столице больных сифилисом? Калинкинская больница уже не вмещает всех освидетельствованных. В Канцелярии его Высочества бьют тревогу. И зараза сия от домов терпимости исходит. Справки подделывают. На осмотр не являются.
– Что до меня, кормилец, не беспокойтесь. Я девок своих сама лично проверяю. И публика у меня приличная, не то, что эти голодранцы с Каланчи. А девочки проверенные, не боитесь.
– Это