детских голосов не было слышно – военные дети не привыкли шуметь …Проходя по низу дежурная поежилась – как не привыкла она за эти блокадные месяцы к мертвым, но осознание того, что они совсем рядом, под лестницей, сжимало сердце ледяным холодом.
Библиотекарь, закончив обход, вернулась в канцелярию и при свете тускло мерцающей коптилки села за письмо. Своей Натусе она старалась писать если не каждый день, то хотя бы одно-два письма в неделю обязательно отправляла. Вначале она еще переживала, что уговорила дочь в эвакуацию уехать одну, думалось ей бессонными ночами – может, лучше было бы здесь всем вместе, а потом поняла – это счастье, что дочь не знает того ужаса, в котором живут они с Иваном. И всей правды она никогда Натуське писать не станет, а что и напишет, так со смехом, чтобы та не переживала сильно за родителей, ей самой сил много надо, чтобы выжить – везде ведь тяжело, что здесь, что там…
На листок в косую линейку ложились ровные аккуратные строчки – у Лизы со школы был хороший почерк, который не смогли «испортить» ни голод, ни темнота в комнате. «Я так похудела, что ты не узнала бы меня, но я рада, что похудела, а то толстой тяжело было ходить». Она отложила ручку и задумалась: переживут ли они эту страшную зиму? Хорошо, что давно переехали жить в школьную пристройку, не надо тратить силы на дорогу домой. Пайки сейчас такие маленькие, что Иван того и гляди совсем сляжет, и так у него сил хватает только до класса дойти и вернуться в комнатенку с дверью, завешанной одеялами для тепла. Школу не отапливают, дров нет, холод ужасный, только печурка в учительской горит, чтоб хоть чуть-чуть согреться…Елизавета тряхнула головой, отгоняя грустные мысли и решила продолжить письмо, но тут завыла сирена воздушной тревоги. Бомбили долго, но до школы в этот раз не долетели ни осколки, ни «зажигалки». Только все равно было страшно от зловещего гула самолетов и грохота дальних взрывов. Когда налет закончился, «Лизочка», обойдя все здание, вернулась в канцелярию, где уже вовсю звенел телефона. После бомбежек всегда звонили из штаба противовоздушной обороны, спрашивали: «Все ли в порядке? Не нужна помощь?». Ответив, что все нормально, потерь и разрушений нет, «Лизочка» опять села за письмо. Как-то незаметно еще одна блокадная ночь канула в вечность. Сколько их еще будет, холодных, настороженных, неуютных военных ночей, она не знала, да и никто не мог знать…
Забрезжил рассвет. Елизавета, чуть-чуть отодвинув одеяло, закрывавшее единственное уцелевшее стекло, посмотрела в окно. Блокадные зори были какими-то особенно выстуженными, ледяной отблеск розовил серые стены домов, делая их неестественно холодными и нежилыми. Неужели когда-нибудь ее любимый город снова станет красивым, уютным, наполненным детским смехом и счастливыми парочками, нежно держащимися за руки? Они с Иваном любили гулять по Заячьему острову сначала вдвоем, а потом втроем с Натуськой, былу них еще и сын, но умер совсем маленьким. Даже не верится, что когда-то это было и еще больше не верилось в то, что все это осталось в прошлой жизни и может уже никогда не повториться. Лизе захотелось заплакать, но она тут же отогнала от себя это предательское желание