поднес телефон к уху.
– Вы наверняка не спите в этот поздний час, да? Я неподалеку от вашего дома. Зайду?
– Тебе всегда рады. Посмотришь на своего последнего потеряшку. Мы сделали ему операцию, и Кайл, пока выхаживал его, так к нему привязался, что… В общем, я не удержалась.
Шеннон расплылся в улыбке и остановился посреди улицы.
– Вы решили его оставить?
– Да! – Лейла рассмеялась. – Ты подарил нам нового члена семьи.
– Тогда я обязан зайти.
– Шон обрадуется.
– Шон? Почти тезка? Кого благодарить?
– Это наше общее решение. Я приготовлю чай. Прибегай скорее.
Он положил трубку и двинулся в сторону парка, срезая дорогу, думая, что, быть может, с каждым животным, подобранным им и выхоженным Лейлой, мир становится чуточку лучше: больше любви и меньше одиночества, больше счастья и меньше необходимости бороться за выживание.
Шеннон усмехнулся, глядя под ноги. Он и сам был бы не прочь стать подобранным животным.
Почти у входа в парк, на скамейке под деревом лежал мужчина, положив под голову драную сумку, посильнее запахнув такую же истрепанную куртку.
– У вас доллара не найдется? – хрипло спросил он, когда Шеннон, замедлив шаг, поравнялся с ним.
Тот нерешительно выудил из кармана две банкноты и медленно, дрожащей рукой протянул их бездомному, чувствуя, как спина покрывается липким потом.
– Спасибо тебе, – отозвался мужчина, почти вырывая деньги из рук. – Ты так смотришь… – устало усмехнулся он. – Это не на дурь, на еду. Честно. Хотя, – он махнул рукой, – вы все так смотрите. Пугаетесь, как чумы, словно быть бродягой заразно.
– Я не поэтому так смотрю, – замотал головой Шеннон, встрепенувшись, отводя взгляд от темного полупрозрачного смога, накрывающего лицо нежеланного собеседника.
У него не было мечты. Так давно, что тени вокруг его силуэта стали почти угольными и такими густыми, словно в них можно было задохнуться.
«Человек-копоть», – произнес про себя Шеннон, двигая одними губами.
Бездомный округлил глаза.
– Шизик, что ли?
Пусть лучше думает так. Пусть лучше не знает, что стоящий напротив парень отчетливо видит сизый туман за его спиной, лижущий его впалые щеки, и понимает, как его грезы растворились без возможности вернуться и наполнить жизнь новой краской.
Шеннон тяжело сглотнул подступивший к горлу ком. Знал – в глазах засветилось сочувствие, от вида чужой безысходности даже задрожали на ресницах первые слезы.
– Угу, – отозвался он, дрожа и отворачиваясь, быстро удаляясь в глубь парка, игнорируя брошенное вдогонку сиплое «спасибо».
Что хуже – видеть мечту человека и знать, какой болью и разочарованием она обернется, или разговаривать с утонувшим в пепельном тумане? Он не находил ответа на этот вопрос. Он бы предпочел не видеть ни того, ни другого, но жизнь распорядилась иначе.
Жизнь никогда не спрашивала.