спросила она.
Он слышал. Мелодия, похожая одновременно на пение птицы и шум дождя, лилась откуда-то с улицы. Элли взяла его за руку и повела к балкону. Штора из поблескивающей в свете луны органзы взлетела к потолку и повисла на невидимом крючке. Широкая лестница, по которой могли подняться двое, начиналась с пола балкона, ступени были в точности, как говорила Элли, – прозрачные, и в каждой была будто встроенная лампочка: они светились изнутри. Ступени пели. Элли и Мика, не сговариваясь, встали на первую, желтую.
И тут откуда-то выпорхнул белый стриж.
– Стри-и-и! Стрии-и-и-и! – поздоровался он, кружа над детьми.
– Элли, это же наш стриж, которого мы вылечили, – удивился Мика, – помнишь? Только почему он белый?!
– Да, наш стриж, я тебе хотела рассказать, но ты тогда не слушал, – ответила Элли и вздохнула: – Я тебе его перо принесла, а ты сломал.
– Это было сто лет назад, ладно тебе, – Мика протянул руки, и стриж опустился к нему в ладони.
– Он белый, потому что живет теперь в Городе Снегов, там все белые, и он такой стал, – объяснила Элли. – Он не смог догнать своих, когда они полетели в теплые края. И его подобрала Лазурина. С ней он и остался. А в тот день он предупредить меня хотел о чем-то плохом – о том, что колдун рядом. Вот, перо потерял, я нашла. Помнишь тот день, когда ты упал?
– Стри-и-и, тири-и-и-и-и-и! – стриж взмыл в небо, зовя детей за собой.
Элли прошептала:
Брат, не надо бояться,
Триста шагов
Будем мы подниматься
В Город Снегов.
– Я не боюсь, Элли. Почему триста? Ты считала? – усомнился Мика.
– Считала. Потому что страшно смотреть вниз, а когда считаешь, не думаешь о плохом, – ответила она, – но сейчас мне уже не страшно, так что я просто иду.
– Ладно, пошли, – заторопился Мика. Ему не терпелось увидеть то, о чем столько раз рассказывала Элли.
Они стали подниматься по лестнице, и ступени тонули в облаках, подсвечивая их. Стриж то кружил над их головами, то исчезал. Они поднимались все выше и выше. Потом облака расступились, и впереди раскинулось огромное поле с пушистой белой травой и серебряными цветами, точь-в-точь как рассказывала Элли. Вдалеке было что-то зыбкое, похожее на город, над которым шапкой стояли облака. Мика и Элли направились к нему и шли, пока не оказались у высокой стены, сделанной из непрозрачного белого стекла.
– Стучи, – Элли кивком показала на блестящую серебряную дверь.
Мика потянулся, чтобы достать большое витое кольцо, и оно обожгло его пальцы ледяным холодом.
– Уф! – воскликнул он, отдернув руку. Задышал на пальцы, отогревая.
– Стучи, – повторила Элли, – не то проторчим тут всю ночь.
Мика еще подышал на ладонь и решительно схватился за ручку. Там-бам – глухо отозвалась дверь, а Мика взвыл от боли, затряс вмиг замерзшей по локоть рукой.
– Молодец, – похвалила Элли, – теперь подождем. Нас услышали.
– Откуда ты знаешь? Может, тебе тоже постучать? – поинтересовался Мика.
– Так я ведь часто бываю тут, – напомнила Элли, – точно тебе говорю, услышали. Одного раза достаточно.