Теперь расскажите о подготовке к экспедиции.
Ромеро объяснил, что она ведется на известной всем нам Третьей планете в Персее, руководят ею Андре и демиург Эллон. На звездолетах, кроме аннигиляторов Танева, устанавливаются и механизмы, меняющие метрику пространства. Каждый корабль теперь подобен маленькой Третьей планете, создающей в своем окружении любые искривления. Конструкции генераторов метрики разрабатывает группа Эллона.
– Эллон, Эллон… Ты его знаешь, Орлан?
– Эллона предложил я, – с гордостью объявил Орлан. – В Персее нет демиурга, который равнялся бы Эллону в даровании конструктора.
Я заметил, что Граций невесело покачал головой.
– Остается последнее, – продолжал я. – В качестве кого Большой Совет предлагает участвовать в экспедиции мне? Говоря древними терминами, какая у меня должность?
– Вы будете душой и совестью экспедиции, Эли, – сказал Олег.
– Плохо организована та экспедиция, в которой душа и совесть отделены от остальных ее членов.
Я говорил серьезно, но моя отповедь вызвала смех. Ромеро примирительно сказал:
– Раз уж вы применили термины, определяющие так называемую должность, то назовем вашу функцию научным руководством – было некогда и такое понятие, дорогой адмирал.
– Сами вы участвуете в походе, Павел?
– Думаю, Большой Совет разрешит мне отбыть с Земли.
После совещания я подсел к Грацию.
– Когда Орлан расхваливал Эллона, ты вздохнул, Граций. Ты не согласен с оценкой Орлана?
Граций засиял доброжелательной улыбкой. Га-лакты так любят улыбаться, что делают это по любому поводу.
– Нет, Эли, мой друг демиург Орлан совершенно точно охарактеризовал Эллона как инженерного гения. Но видишь ли, Эли… – Он запнулся, но удержал на лице улыбку. – В организме у Эллона степень искусственности много, много выше, чем у остальных демиургов; боюсь, что и мозг его содержит искусственные элементы, хотя Орлан это отрицает.
Я тоже улыбнулся, но по-человечески. Нелюбовь галактов к искусственным органам казалась мне чудачеством. Я пропустил объяснение Грация мимо ушей. Все люди совершают ошибки, я тоже ошибался. И многие мои ошибки, такие невинные на поверхностный взгляд, были роковыми – причем в точном значении этого слова.
5
Как страшно изменился Андре! Ольга предупреждала, что я его не узнаю, – я посмеивался. Такого просто не могло быть! И я, конечно, сразу узнал Андре, когда «Орион» повис над причальной площадкой Третьей планеты и мой друг ворвался в корабль. Но я был потрясен. Я оставил Андре измученным, еще не оправившимся от безумия, но живым, даже энергичным человеком средних лет. Сейчас меня обнял старик – суетливый, нервный, беловолосый, морщинистый, преждевременно одряхлевший…
– Да, да, Эли! – со смешком сказал Андре, он понял, какое впечатление произвел. – В непосредственном соседстве с бессмертными галактами мы почему-то стареем особенно быстро. Виной, вероятно,