в кашицу, есть кое-как можно, но энергии даёт мало. Так, побаловаться разве что. Для нормального ужина – это на охоту идти надо. А какой сейчас из Капы охотник – с её-то ногой?
– Одноглазый говорит, будто бы человек по деревне бродит? – спросила мать.
– Человек?!
Капа едва не поперхнулась ужином. Шумно втянула в себя воздух – нос у неё почти не дышал – и повторила с проникновенным трепетом:
– Человек… Господи! Человечишко…
Мать отвесила ей подзатыльник, чтобы привести в чувство.
– Дура! И далеко ты уйдёшь с такой ногой? Даже не мечтай!
– А Ирка на что?
Ирка вздрогнула. Мать исподлобья смотрела на неё, точнее, разглядывала Иркину руку. И конечно же, от её внимательного взгляда не укрылось малюсенькое – с прозеленью – пятно…
Небо хмурилось. Оно казалось бесконечным, и беда, которая пришла в Иркину жизнь, тоже была непомерно огромной. Безбрежной, как море. Дремучей, как чаща. Страшная, непреодолимая беда.
Утром, как только мать и Капа заснули, Ирка не сразу вышла из дома. Сначала она помыла оставленную с вечера посуду, подмела комнаты. Мать никогда этим не занималась, ведь уборка – дело исключительно живых. Если ты мёртв, зачем убираться?
Но вот теперь и Ирке нужно учиться быть мёртвой.
Она до крови прикусила губу. Привычного вкуса крови не ощущалось. Вместо него давно был вкус тухлятины, ведь её кровь просто гнила в жилах, точно так же, как у матери и у Капы. Теперь её тело тоже будет нуждаться в пополнении теплом, силой, жизнью. С каждым днём эти процессы – мучительные процессы взросления – будут только ускоряться, а последствия ощущаться всё острее.
Ирка шумно выдохнула. Смахнула с подбородка тёмную, некрасивую каплю.
«Пора тебе взрослеть, доча…»
Когда-нибудь этот день придёт, знала она. Когда-нибудь он приходит в жизнь любой ырки. Приходит необходимость, приходит зависимость, приходит будущее неумолимой поступью рока.
«Посмотри: мы с Капой разваливаемся, а у тебя – преимущество, ты всё ещё можешь гулять при свете дня».
И вот она крадётся по лесу, сжимая в кулаки холодные, будто лёд, пальцы.
«Вот тебе ритуальный нож, он не ведает пощады. Он убьёт всё что угодно».
Тяжёлый нож оттягивает пояс, костяная рукоять постукивает о пряжку, ножны при каждом шаге больно колотятся о бедро.
«Доча! Помни: ты единственная наша надежда».
Она – надежда… И от этого никуда не деться.
Ирка подняла голову. Облака над лесом клубились, будто мысли.
А турист ведь сидит в своей палатке и ничего, ничегошеньки не знает. Молодой парень. Живой. Только недавно начал бриться…
Она остановилась так резко, что сама испугалась. В траве, спрятанное, заботливо укрытое листом, прямо под ногами висело гнездо. Три крошечных птенца разевали свои жёлтые клювы, тянули вверх тонкие шеи.
Ирку передёрнуло. Ещё бы немного, и она…
Сжав зубы, она осторожно обошла гнездо и на всякий пожарный передвинула