ожидания, ответив, жуя пирог:
– Отфращительно, – проглотила кусочек и добавила: – Не пирог, в смысле, а школа. Успела перессориться с ребятами буквально на пороге.
– Надо же! А из-за чего вы поссорились? Кто начал?
Леля поморщилась, давая понять, что подробностей не будет, тогда тетя Таня назидательно сказала:
– Зачем ты так, Леленька? С людьми дружить нужно. Без людей плохо.
– Тетя Таня, а дружбы не бывает. Зачем пытаться, каждый за себя всегда. И всем друг от друга что-то надо. Я это точно знаю. Только вот Филя никогда не предаст, да, товарищ? – Леля снова с любовью почесала макушку сенбернара.
– Ты, Леленька, циничная. Это грустно. В первую очередь тебе и грустно. Как же ты жить-то дальше будешь с такими убеждениями?
– Еще счастливее многих. Без розовых очков. Все несчастья у людей от того, что очки трескаются рано или поздно, и стекла больно режут глаза.
– А все-таки ты не права.
– Да что вы!
– Мне вот от вас с Андрюшей ничего не надо. Я вас просто так люблю и просто так о вас забочусь. Видишь, Леленька, тебе нечего сказать, а это значит, что ты не права.
Леле было что сказать. Она давно заметила, что тетя Таня не особо стремилась «просто так заботиться» о них до тех пор, пока не поумирали все ее друзья и муж. И вот только тогда, когда огромная черная дыра одиночества стала особенно сильно затягивать, тетя Таня и пригласила их к себе.
Леля подумывала сказать это, но у нее ныла голова, и объясняться вечером с отцом, почему она довела тетю Таню до слез, сил не было совсем, поэтому Леля решила промолчать.
А тетя Таня, довольная своей победой и молчанием Лели, вышла из комнаты.
Леля хотела пойти в новую школу с понедельника, а эти четыре дня отлежаться дома. Тем более что мигрень хоть все-таки и не разыгралась в полную силу, но еще и не отступила до конца: ныли виски и болели глаза. Андрею Петровичу этот расклад не понравился.
– Не вижу необходимости откладывать неизбежное, – сказал он. – Ты уже и так пропустила порядочно уроков. А от мигрени как раз в школе отвлечешься. – Андрей Петрович в этот раз не верил жалобам Лели на головную боль, подозревая дочь в обычной лени.
Спорить с отцом бесполезно. Демократия в воспитании никогда не была его коньком.
Одевалась в первый школьный день Леля в особенно понуром настроении. Она представляла, как муторно и сложно будет вливаться в уже сложившийся коллектив, что нужно общаться, рассказывать о себе, слушать о других и проявлять хоть чуть-чуть искренний интерес…
А еще ее внешний вид. Сама Леля давно уже привыкла к повышенному вниманию и непониманию – плата за броскость, которая ей даже нравилась. Но у нее совершенно не было сил именно сегодня, чтобы отстаивать себя перед учителями. В прошлой школе, из которой ее попросили уйти из-за поджога (ту, в которой она училась последние два месяца, Леля даже не считала, потому что редко там появлялась), каждый пожилой преподаватель – а таких подавляющее большинство – считал своим святым моральным и воспитательным