чему это ты?
– К чему? Дай-ка подумать… просто мне до ужаса хочется кому-то это сказать, но я не могу найти подходящего человека. А когда я не могу сказать то, что обжигает мне гортань, я просто с ума начинаю сходить. Так что вот, Маль, я пробовала выпаривать воду из обычных кранов. И даже ту самую, которой мы моем пол. И знаешь, что?
– Что?
– Ничего. Она все равно ядовитая.
– Как ты узнала?
– Напоила соседскую кошку.
– Что?
Син засмеялась:
– На самом деле я напоила мышь. Обычную серую. Я читала, что в прошлом, когда мир был здоров и воды было сколько угодно, ученые ставили эксперименты на белых мышах, но у меня такой красоты под рукой, увы, не оказалось.
– Может, они выпаривают иначе?
– Ну, конечно. Они все делают иначе. Только пар он и есть пар. И этот яд испаряется вместе с водой. Думаешь, почему я продаю воду? Мне хватило мозгов не рожать детей, уж прости, что я так говорю, просто это правда. Ты знаешь, сколько мы живем?
– Кто мы? – уже начиная уставать от такого количества слов, уточнила Маль.
Син понимающе посмотрела на нее, и на ее лице появилась даже снисходительная улыбка. Потом она облизнула губы и заговорила:
– Уборщицы Корпорации. Даже те, кто работал там всего год. Мы дышим испарениями ядовитой воды каждый день и целый день. Мы умираем в тридцать пять, а иногда и раньше. Тебе еще пять лет, дорогая, наслаждайся. А сейчас тебя, наверное, ждут, и я не буду тебя больше задерживать.
Маль оглянулась на заднюю дверь, проверяя не зовет ли ее кто-нибудь, а в голове ее мелькали стремительные цифры и картинки. Пять лет. Хельге пять. Если повезет, то она успеет отметить десять лет, когда сама Маль умрет от общего отравления. Она знала, что это за смерть – одна из картинок, извлеченных ее разумом, была как раз об этом. Ссохшееся серое тело, пожелтевшие белки глаз, белые губы, выпавшие волосы. Она работала пять лет, значит, она обречена. Другая картинка – девушка, выходившая из кабинета владельца кухни. Еще совсем молодая, по возрасту скорее ребенок, а не девушка, но в ее руках была бутылка с водой. Значит, она оказывала ему «услугу», за которую и получила эту жалкую плату. Сколько ей? Маль прикрыла глаза, пытаясь вспомнить образ девушки точнее. Ей примерно семнадцать. Может даже меньше. Ее лицо было испачкано в крови. Разве такое будущее она желает своей дочери? Хельга останется одна в десять лет.
Она побрела к двери, пока ее не хватились – терять источник дохода прямо сейчас было бы слишком глупо. Пока она относительно здорова, она должна работать.
– Если ты хочешь поговорить, то я приду сюда вечером. В семь часов, – прокричала за ее спиной Син.
Маль обернулась.
– Ты меня пожалела? – спросила она. – Я так жалко выгляжу?
Син коротко и не слишком уверенно кивнула:
– Вроде того. Я не хотела так тебя бить по голове, просто само вырвалось. Ты меня осуждала, и я… я такая дрянь.
– Нет, что ты. Приходи в семь, если сможешь.
До семи часов была еще пропасть времени. Вероятно, Син вырвалась среди дня, воспользовавшись пустым часом – иногда у уборщиц