поднос со всем необходимым для чаепития, и это фарфоровое великолепие переливалось в лучах заглянувшего сюда солнца. Когда же хозяин поднял голову и увидел вошедшего, резко поставленная чашка жалобно стукнула о блюдце, метнув отчаянный блик.
– Рэйн! Господь всемогущий, неужели это ты?!
– Не Господь, всего лишь я, – засмеялся Рэймонд и в следующее мгновение оказался в крепких объятиях друга.
– Да ты на себя не похож! – заметил Лоуренс, отступая. – Загорелый, как турок! Ты писал, что ездил к ним кофе пить; там и приобрел этот скандальный загар? Дамы будут шокированы.
– Не больше, чем обычно. Частью в Турции, частью во Флоренции, солнце нынче везде жарит. Кроме, как я посмотрю, старушки Англии.
– Твой отец говорил, что ты, возможно, приедешь. Ну, садись, садись. Броуди тебя видел? – Рэймонд кивнул. – Тогда звонить не имеет смысла, сейчас все принесут… А, вот и вы, Броуди! Благодарю.
Пока дворецкий, удостоивший долгожданного гостя такой чести, что лично подал вторую чашку и свежий чайник, расставлял посуду на столике, друзья с улыбкой смотрели друг на друга. Рэймонд не мог судить, насколько в глазах Лоуренса изменился он сам, но полагал, что достаточно, дабы получить сейчас ворох вопросов. А вот Лоуренс очень походил на себя прежнего, стал лишь немного массивнее, хотя и теперь крепким телосложением не отличался.
Если бы людей можно было сравнивать с собаками (хотя, почему бы и нет? Вроде не существует никакого специального закона, это запрещающего), Лоуренс получился бы биглем, жизнерадостным и верным. Рэймонд знал его давным-давно, и вместе они через многое прошли, включая сомнительные похождения, о которых судачил весь Лондон. Но еще до того, как они вместе кружили головы неопытным дебютанткам и опытным вдовушкам, друзья вместе выросли, хотя познакомились не в самом юном возрасте. Впервые Рэймонд увидел Лоуренса, когда обоим исполнилось одиннадцать, дни рождения их разнились лишь на месяц. Тогда-то сосед Хэмблтонов в Уилтшире, барон Невилл, пригрел у себя осиротевшего племянника. Холостой барон не жаждал связывать себя узами брака, а титул когда-нибудь следовало кому-то передать. Рэймонд полагал, что, будь Лоуренс старше, или хуже того – совершеннолетним, не видать бы ему баронства как своих ушей. Очень уж злился старик Невилл на своего непутевого младшего брата, женившегося на девушке не дворянского происхождения. Будь Невиллы менее знатны, тогда, может, старик бы и смягчился, но брат барона и торговка – это немного слишком. Тем не менее, когда оба родителя Лоуренса умерли во время эпидемии простуды, и мальчик остался один, дядюшка родственным долгом не побрезговал. Полюбовавшись на доставшегося ему тощего воробья, барон Невилл заявил, что сделает человека из этого бродяжки, и в своих начинаниях преуспел. Он приодел мальчишку (родители Лоуренса не бедствовали, однако до баронских доходов им было далеко), представил всем как своего официального наследника и, когда племяннику исполнилось тринадцать, вместе с Рэймондом отдал в Итонский колледж.
Мальчишки сдружились и раньше, но в Итоне эта дружба переросла в настоящее товарищество. Более тихий и спокойный Лоуренс