на вокзалах, нарываться на неприятности с местной милицией – и все для того, чтобы заработать хоть что-нибудь, купить продуктов и месяц-другой продержаться.
Назвать такое положение нормальным ни у кого, естественно, язык не поворачивался, но и причин подобного безобразия никто особо не доискивался, благо ткачихи не митинговали, челноками об асфальт в столице не колотили, железную дорогу не блокировали, а терпеливо писали письма во все инстанции, надеясь на то, что правда себя покажет. Женскому терпению и выносливости в России можно только удивляться, ничего подобного во всем мире нет, не было и уж точно не будет.
Илья начал с визита непосредственно на фабрику – не в руководящие кабинеты, а в цеха. Там он сначала оглох от невероятного шума, чуть не задохнулся от специфического запаха краски и пряжи, а потом в буквальном смысле слова ошалел от общения с ткачихами, которые добросовестно трудились бесплатно. При этом и на работу приходили вовремя, и уходили – по звонку, и обеденный перерыв не растягивали до бесконечности, а соблюдали сложившиеся нормы.
– Но женщины, милые, – вопрошал Илья у ткачих в этот самый обеденный перерыв, поскольку отрываться от работы для беседы с журналистом никто не пожелал, – зачем вы вообще работаете-то? За «спасибо»? Так им детей не накормишь, сами знаете. За отрезы эти самые? Так вы же и жалуетесь, что не знаете, куда их девать, кому продать, да и все равно больше трети зарплаты не выходит, как ни крути. Забастуйте.
– Ага! – язвительно ответила самая бойкая тетка неопределенного возраста, повязанная платком по самые брови. – Сейчас, разбежались. Тут хоть какой-то кусок хлеба, а поди-ка забастуй – мигом с голоду подохнешь. Потом опять же надежда: наладится все, выплатят деньги. Стаж идет. Пенсию получать придется – с чем я в собес сунусь? С твоей газетой, мол, бастовала, учтите при начислении пенсии? Ты лучше разберись, милок, куда наши деньги идут, директор-то зарплату сполна и вовремя получает. Квартиру купил, машину, дом построил… Разберись.
Илья разобрался, хотя с большими трудностями, поскольку директор фабрики отнюдь не горел желанием исповедоваться перед каким-то щелкопером и на все вопросы отвечал так, как испокон веков отвечали на Руси: «Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, надо мной тоже начальство имеется, с него, мил-человек, и спрашивай».
Илья не поленился спросить у вышестоящего начальства, которое, естественно, от директора тут же и открестилось, сославшись, к тому же, на то, что директоров много, а оно, начальство то есть, одно. При этом в глазах начальства читалась отчетливая, но невысказанная мысль о невезучем подчиненном: «Воруй, если можешь, но не попадайся, дурак».
Оставленный без поддержки, директор скис, сник и распорядился показать журналисту кое-какие документы, надеясь, по-видимому, на скидку, положенную при чистосердечном признании. На основании этих документов,