Они так смотрят на меня! – в шепоте, на который вдруг перешла Оби, послышался страх. Нелли почувствовала, как ее кожа покрылась мурашками. – Они одичали. Я это вижу! Пьер говорит, что все хорошо, что мне все это кажется. Но я же вижу их взгляды!..
Пауза. Следующий кадр. Подавленный голос. Тихий плач.
– Они отобрали у меня дочку… мою Анжелу. Моего ангела!.. Пьер забрал. Сказал, что он сам ее вырастит, что она уже большая и может обойтись без моего молока… Командир держал меня… Пьер уходил… Они построили несколько изб. Пьер ушел в нашу, с нашей дочкой. Командир увел меня в свою. Он сказал, что теперь я буду жить с ним, потому что он самый старший из всех. Они и так пожалели меня и позволили мне стать женщиной с любимым человеком. Теперь пора думать о будущем. Пока он в силе, я должна забеременеть от него. А потом – от Лучано, а потом – от Ганса, а потом – от Марка…
Глаза Оби забегали. Она осматривала каюту, словно ища выход. Но выхода не было. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Никакого выхода.
Экран погас. Нелли напряженно смотрела на него, замерев в ожидании дальнейшего монолога женщины, которая уже не владела собственной судьбой. Сейчас, в этой реальности проходили секунды. Сколько времени прошло в другой реальности, можно было только догадываться.
Когда экран вспыхнул, и на нем вновь появилось изображение, Нелли вскрикнула. На нее в упор смотрела постаревшая женщина. Она молчала. В потухших глазах тонула пустота. Нелли вглядывалась в ее лицо, как врач, обследующий больного. Она видела знакомые черты девушки Оби, но потускневшая кожа, опустившиеся над глазами веки, брови, сведенные постоянной тревогой, говорили о том, что прошло немало лет со времени последней записи. Что случилось? Почему Оби так давно не обращалась к своему видеодневнику? Нелли хотелось спросить. Она уже приоткрыла рот, но глухой голос Оби заставил ее замереть:
– Я родила одиннадцать детей. Хуан ведет записи. Он строит родословные деревья. Он сказал, что я – родоначальница новой расы людей, которые будут жить на нашей планете долго и счастливо, если будут соблюдать его заповеди. Я – праматерь… Мое имя уже никто не произносит, даже он. Все зовут меня матерью. Сегодня моей первой дочке исполнилось двенадцать. Ее первым мужем станет Ганс.
Оби уронила голову. Только ее поседевшая макушка вздрагивала на экране прядями волос.
– Моя бедная девочка… Ганс… он… он мерзкий… самый мерзкий из всех…
Оби подняла голову и закачалась, повторяя, как мантру, одну эту фразу:
– Моя бедная девочка…
По щекам Нелли потекли слезы. Вдруг резкий голос влетел в размеренную песнь матери. Нелли вздрогнула вместе с ней.
– Открой! Открой, слышишь! Открой дверь!
– Нет, нет, нет… я не хочу это видеть, я не могу видеть этот ритуал, не могу…
Экран погас. Нелли остолбенело смотрела на него. В ее груди образовалась темная, безграничная пустота.
– Сестренка, что с тобой? – за спиной