не мог победить грусть.
– Я такое ничтожество! Я, действительно, сам себе не хозяин. Отец прав, я всё порчу, за что ни берусь. Мне ни в чём нет удачи! Кайрос не благосклонен ко мне!
В нише трухлявой стены стояла фигурка божества, которому шебутные приятели поклонялись с детства. Бласт почтительно взял её, смахнул пыль, сбросил высохшие цветы. Нарвал свежих и уважительно возложил к ногам статуэтки.
Это был причудливый божок с лукавым личиком и длинным чубом, спадавшим на половину лица. Руки его застыли будто на полуслове, а ноги в крылатых сандалиях были готовы к стремительному бегу. Поклонение стихами ему приходилось принимать частенько. Поэтому обращение юноши он выслушал вполне благосклонно…
Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений, —
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть и не могу…
– Всё это пустая болтовня! – фыркнул Долих, не сдержав раздражения. – К тебе судьба благосклонна с детства, не то что ко мне… И что бы ты не вытворял, всё тебе прощается. А ещё ропщешь на Кайроса. Тебе нравится побеждать во всём: в красоте, в спорте, в пирах, кто лучше споёт, кто больше выпьет, кто позже заснёт. И ты всегда, всегда побеждаешь!
От собственных, долго сдерживаемых речей, Долих распалился. Его слова начали звучать зло:
– Тебе не нравится трудиться. В этом нет ничего странного! Мне тоже! Но ты можешь это позволить себе! Ты живёшь, распевая и танцуя! Ты никогда ничего не теряешь! Всё твоё всегда при тебе. Красота. Богатство. Спортивные победы. Любовь красоток. Бог счастливого случая для тебя всегда сводит всё к счастливому случаю!
Долих вдруг увидел удивлённые его горячностью глаза Бласта. Он выдохнул, шутовски растянув щёки:
– Вот и сейчас сведёт. Увидишь!
Перед их глазами проходили удачные примеры покровительства лукавого божка. Игры, пиры, шутки. Но Бласт не мог успокоиться.
– Ты думаешь, всё это радует меня? Нет! Нет ни одного мгновенья, в которое моё сердце дрогнуло бы! Я устал от этой равномерности! Моя жизнь катится поскрипывающим колесом. Я готов разбить это колесо, лишь бы не скрипело! Да, мне жаль огорчать отца, но не настолько, чтобы не огорчать его снова! Мне нравятся красавицы. Но не настолько, чтобы моё сердце остановилось или взорвалось!.. Устал от порядка. От приличий. От меры. Живу, как сплю. Или не живу? Хочу …безмерности! Хочу зевнуть, потянуться и проснуться! Кайрос, услышь меня! Снизойди! Пошли мне поистине счастливый случай!..
Размахавшись руками, в запале он смахнул заветную статуэтку из ниши. Но, извернувшись всем своим гибким телом, словил её в немыслимом броске, жестоко ободрав и локти, и колени.
«Спасённый» Кайрос будто глянул ему в самую душу.
Вдруг на плечо Бласта легла чёрная рука.
– Господин!
Чёрная голова уродливого раба, принадлежащего его мачехе, раскачивалась на длинной шее, улыбка зловеще открывала тёмные зубы. Причудливые татуировки занимали большую