жалобные стоны, Боря приоткрыл дверь и заглянул к Зигмунду Генриховичу. Он предполагал, что может там увидеть, но от представшего его глазам разгрома, он задрожал, как дряхлый последний лист на осеннем дереве.
Аккуратные высокие стеллажи зияли пустыми провалами, множество книг сиротливо валялось уродливыми кучами на полу, вперемежку с осколками разбитого зеркала, каким-то тряпьем и всяким хламом, который появляется неизвестно откуда при переездах, ремонтах или любых других неожиданных перемещениях вещей, вечный спутников налаженного устоявшегося быта. Венчала весь этот разгром наполовину сорванная люстра.
Зачем? Боря покрутил круглой головой, отыскивая хозяина. Его не было видно. Наконец, из-за старого продавленного и почти потерявшего свой первоначальный цвет дивана, на четвереньках выползла жалкая тощая фигурка Зигмунда Генриховича в измятом костюме, кое-где покрытом бурыми пятнами. Присмотревшись внимательнее, Боря понял что это кровь.
– Зигмунд Генрихович! – заламывая руки, патетически воскликнул он, интуитивно подражая известным мастерам сцены, потому что ни разу в своей жизни не был в театре. – Какой ужас! Что случилось?
– На меня напали какие-то варвары и вот, молодой человек, можете видеть, что они здесь учинили, – слабым
голосом ответил пан Трояновский, как на тахту, опускаясь на разбросанные по полу книги. Сил у старика, видимо, уже совсем не оставалось.
– А… э-э, – Боря немного помялся и спросил с надеждой, – вы их видели? Ну, в том смысле, что, э-э, сможете описать или опознать? – в ожидании ответа он похолодел.
– Нет. То есть, конечно, я их видел, но описать, пожалуй, нет, не смогу… Увы, – Зигмунду Генриховичу удалось, в конце концов доползти до кровати, и он, тяжело дыша, вскарабкался на нее.
– Я пойду, скорую вызову, ну и милицию, наверное, тоже, – неуверенно предложил Боря.
– Да-да, пожалуйста, молодой человек, сделайте такую милость, – простонал с кровати бывший шляхтич, украшение полка и дамский угодник.
Только окончательно убедившись в том, что ему ничто не угрожает, Боря честно сбегал на улицу и позвонил из автомата в «скорую помощь» и милицию. Дальнейшая судьба Зигмунда Генриховича его уже мало интересовала. Он получил то, что хотел – библию с апокрифами. Теперь предстояло внимательнейшим образом ее изучить. Но это все потом, а сейчас предстояло выручить за краденые книги, как минимум полторы тысячи. Ведь совершенно неправильно ему, мозгу всей операции, платить столько же, сколько остальным рядовым исполнителям.
На следующее утро, сказавшись больным и проводив родителей на работу: мать – в столовую, а отца, соответственно, в синагогу, Боря, кряхтя под тяжестью небольшого, но очень тяжелого, фибрового чемоданчика, отправился на промысел. Делать деньги намного приятнее, чем просиживать штаны в школе. Ведь все равно ничему полезному там не научат. А всему, что ему пригодится в жизни, Боря может научиться сам и сделает это лучше и быстрее, чем все школьные учителя вместе