Как мы росли. Роман Горбунов

двор знал как крутого пацана, приходилось гремя ведрами и тяпками на весь двор, попутно ругаясь, кто сильно громче хлопнул дверью, ехать полтора часа в машине, которую шатало от порывов ветра, слушая пенсионерское радио. Это были выходные позора до выезда и нудятины после приезда.

      Позже в университете я стал приезжать сюда уже с друзьями повеселиться, когда родители были на работе. Набирали с собой еды и выпивки, и сидели на балконе, рассуждая о бренности мира, звенели стаканами. Хмельные потом писали на кирпичных стенах карандашом разные картинки, которые до сих пор висят там как память о тех днях. Тогда каждый мог поупражнять в художественной живописи на стене.

      Брали с собой гитару, и брынчали ночи напролет любимые песни рок-музыкантов у костра, который мы разводили прямо посреди дороги. И здорово было то, что на сотни метров никого не было, поэтому мы могли орать так громко, как только могли. Нет ничего лучше для ностальгии, чем пропахнувшая костром одежда и волосы, они погружали нас в сказочную страну.

      Когда голоса охрипевали, откладывали гитару и включали на всю магнитофон, и уже почти шепотом подпевали, смачивая свои осевшие глотки выпивкой. После каждого такого застолья что-нибудь да ломалось, то кружка разбивалась, то стул, то стол, стенка падала, но самой обидной потерей было для меня, когда сломали гриф от гитары, я был расстроен.

      В конце застолья нам надоедала уже и музыка, и мы выходили на улицу освежиться. Главным ритуалом нашим было ходить пьяными ночью абсолютно голыми до пляжа, чтобы ополоснуться перед сном. И вот три белых зада чешут босиком к берегу, спотыкаясь об острые камни и собственные колени, вдруг слышат девичий смех, – это как красная тряпка для быка.