с Синего Хребта? Мы не можем бросить работу с ними. Я не могу.
Берислав посмотрел на неё с бесконечной усталостью на лице и покачал головой. Каждый сбор добавлял в его аккуратную бороду всё больше седины. Ему, рождённому под степным солнцем, роль лидера приближённых давалась особенно тяжело.
– Мы уязвимы как никогда, не лучшее время для поездок в логово беззаконников.
– Я провела среди них три месяца, и у меня получилось наладить контакт. Самый трудный шаг сделан! Если мы ослабим давление, то вся работа пойдёт насмарку.
– Прекрасно понимаю важность вашей миссии. Осознаю, насколько опасны беззаконники без малейшего контроля. Но вдумайтесь: несколько столетий число приближённых практически не менялось, а тут за пять лет сократилось вдвое. Это катастрофа, леди Тарнетт. Катастрофа!
Не так София хотела начать разговор о Левиафанах, совсем не так. Но она должна предъявить нечто серьёзное, крайне опасное, тогда у приближённых не получится засунуть голову в песок.
– Дело не только в горцах. По словам одного из шаманов, в Глотке Предтечей стоит «Город-на-костях», куда стекаются люди со всех концов империи и почитают некое «божество», – София окинула слушателей быстрым взглядом. – Он утверждал, что чужаки разорили уже семь поселений. Горцы надеются – надеются, понимаете! – на нашу помощь. Если мы отвернёмся от них, то они никогда больше не пойдут нам навстречу.
– К чему эти истории, леди Тарнетт? – поморщился Роберт Сегрейв, перебирая чётки. Вечно он теребил что-нибудь, будто ощупывал каждое услышанное слово и отделял зёрна от плевел. – Дикари всегда враждуют между собой, теперь они захотели нашими руками решить свои проблемы?
Внезапно вместо одного Сегрейва появилось два. Нет… только не сейчас! София закашляла и согнулась над столом.
– С вами всё хорошо, леди Тарнетт? – Берислав склонил голову к плечу и с беспокойством пригляделся к Софии. Его изумрудная мантия приближённого Духовного судии окрасилась в лиловый, с разноцветными переливами.
– Да. Простите. Простуда, – София с трудом расслышала вопрос сквозь нарастающий в ушах гул. Вино в бокале казалось чёрным, как беззвёздное небо, по которому расплывалось радужное сияние, словно подол той невесты-степнячки. Сквозь гул различался голос. Глубокий. Подавляющий. Одновременно родной и близкий, как голос матери. Пугающий и оглушающий, как вой ветра на горной вершине.
– Это не просто дикари – они могут быть связаны с Левиафанами, – заявила София чужеродным для себя тоном. Приближённые зашептались: о Левиафанах многие были наслышаны, но как о разбойничьей ватаге, которая трепала северные границы империи. – Судя по увиденному мной, Левиафаны и есть те самые верующие в «божество из города на костях», которое они зовут Скорбящим палачом.
Хотелось рассказать о деревне Форменн, о том, что опасность подобралась куда ближе, чем все могли себе представить, но – маленький червячок, засевший в голове, ещё глубже пролез