в тарелку. – Вита. Я рассказывала, – добавила я.
– Кто?
– Вита, – я кивнула на соседний дом. – Помнишь, я говорила, что они переехали в дом Тома? Ты ее еще не видела? Это их красная машина на улице.
– Не видела, – она встала и достала из холодильника бутылку томатного соуса.
– Она сказала, что ее муж тоже учился на математическом и мог бы как-нибудь с тобой поговорить.
– О боже, мам. Как интересно, – ее тон был равнодушным, но она улыбнулась. Мое состояние сильно зависело от выражения лица Долли и ее настроения, и, когда она улыбалась, я тоже чувствовала себя счастливой. Я подумала о том, как она, наверно, устала после очередного дня экзаменов, к которым готовилась несколько месяцев. Она густо полила соусом еду и удовлетворенно вздохнула, оглядев ярко-красное дополнение к белой еде на тарелке. – Ну вот. Больше не белая, – впрочем, свой порозовевший ужин она все равно не доела и открыла морозилку. – Пора за уроки, – сказала она вместо прощания и вышла из кухни с ведерком ванильного мороженого.
– Мороженое тоже белое, – заметила я, повысив голос, чтобы она услышала. – Нельзя есть столько мороженого! – крикнула я.
Но Долли меня не слышала, она уже поднялась в свою комнату, а я разговаривала сама с собой в пустой кухне.
Наутро я открыла коробку с тортом на работе, чтобы презентовать его Дэвиду, и мы увидели, что от торта отрезан большой кусок.
Я нахмурилась, Дэвид вскинул брови и показал: Долли, покачав на руках невидимого младенца. Я не так обозначала имя дочери, ему это было известно.
Я проговорила ее имя по буквам: да, ты прав. Это Д-О-Л-Л-И.
Он взглянул на торт, на аккуратную глазурь и круглые коржи с оттяпанным треугольным куском. У Д-О-Л-Л-И хороший вкус. Не ругай ее. В этот раз он тоже показал каждую букву по отдельности, и мы улыбнулись друг другу. Лицо Дэвида читается как открытая книга; он хочет, чтобы его понимали, в отличие от отца Долли и ее бабушки с дедушкой, чья мимика трудноуловима и изменчива. Мы несколько раз пропели жестами «С днем рождения», как всегда, синхронно размахивая руками и словно исполняя танец, который придумали вместе.
Дэвид сказал, что мы должны съесть по куску торта во время перерыва и еще по куску в обед. Торт был высоким, двуслойным и густо покрыт белой глазурью; все равно осталось бы что взять домой. Кусок, съеденный Долли, тоже погоды не сделал. Но я все равно не отложила ей еще один, как обещала.
В тот день Долли делала уроки с друзьями и не планировала возвращаться до позднего вечера. Я съела тарелку холодных хлопьев с молоком, приготовила ей куриный салат и поставила его в холодильник. Я убирала на кухне, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Филлис, наша бойкая пожилая соседка, которая жила в конце улицы; она выжидающе смотрела на меня. Когда мои родители умерли, Филлис вызвалась быть моей опекуншей по суду до достижения мной восемнадцатилетия. Каждый день она ненадолго заглядывала ко мне в гости, и благодаря ее визитам я продолжала жить в доме родителей,