она открывается: справа или слева.
– Ну же! – она явно издевалась надо мной.
Я примерился, подналег на дверь слева, но вместо твердой металлической поверхности ощутил пустоту и, естественно, полетел кубарем, к счастью, успев сгруппироваться – не зря мытарился на айкидо в университете.
– Какой ты ловкий, – рассмеялась Анюта, шагнув за мной.
– Предупреждать надо! – Я растирал ушибленный локоть.
– Не верь глазам своим. И вообще, ничему не верь.
– Хороша у вас тут житуха!
– Привыкнешь. Кстати, мне, пожалуй, верить можно. Хуже – не верить.
– Оптимистично звучит…
Перепасовывая реплики, я настороженно озирался. Дверь висела посреди лужайки на прорисовавшихся петлях. Один шуруп был погнут и потому недокручен. НО входили эти шурупы в никуда, точнее, неизвестно к чему крепились – у двери была только одна сторона и заглянуть за нее не удавалось. Можно было бы поставить несколько занятных экспериментов с этим искривленным пространством, но я уговорил свое любопытство несколько обождать.
Я огляделся. Деревья, отдаленно напоминающие то ли липы, то ли ясени, окружали поляну плотным кольцом. Пространство между ними заросло кустарником и крапивой. Ни одной дорожки, ни одной тропинки…
– Оклемался? Пойдем!
– Куда? Снова в дверь?
– Зачем? Мы дома, – и направилась прямо к зеленой стене. Сейчас она будет исцарапана упрямыми ветками и ощетинившимися сучьями, исхлестана безжалостной крапивой. Но заросли раздались, и ни единый листок не коснулся ее то ли простенького, то ли жутко дорогого платья.
– Ну же! – обернулась она. – Не то потеряешься.
Поспешил за Анютой. Думал, окажемся в зеленом коконе, но перед нами бежала тропинка, и сзади петляла между деревьями, но поляны, от которой мы отошли лишь несколько шагов, не было видно. В совершенно неприметном месте она остановилась, вновь повернула в заросли – и мы оказались на другой тропинке, поуже. Теперь ветки, будто живые, тянулись к нам и гладили лоб, щеки, мягко касались волос.
– Как ты их находишь?
– Тропинки?.. Откуда ты знаешь, где верх, а где низ?
– Я просто чувствую.
– Я тоже.
– А что еще ты чувствуешь?
– Многое. Ты и представить не можешь.
– Это нечестно.
– Что нечестно?
– Тыкать меня как щенка носом в молоко.
– А ты и есть щенок.
– Человек – это звучит гордо!
– Звучит… Если ты соотносишь то, что прошел, с тем, что впереди.
– А там, впереди, еще много?
– И представить не можешь. Как в девятнадцатом веке, в эпоху механики, невозможно было представить век электроники.
– А вы можете представить все это?
– Конечно.
– Тогда зачем вам жить?
Анка остановилась и серьезно посмотрела на меня:
– Быть может, они правы.
– В чем?
– В том, что тебя выбрали.
Час