ей идут, во всяком случае смотрятся куда лучше дурацкого этого пуховика. А ботинки вот на высокой подошве старые совсем. – У вашего отца непростой характер. Был. Он… скажем так, он считал Мишкино увлечение живописью совершенно неприемлемым для мужчины. Более того…
Людочка прикусила нижнюю губу, будто раздумывая, стоит ли вообще рассказывать о делах давно минувших дней.
– Он… с чего-то решил, что все художники… нетрадиционной сексуальной ориентации. Я не знаю, откуда это взялось, но когда он понял, что Мишка поступил в художественное училище… этот скандал слышали, кажется, все… и он за ремень взялся. Он часто за ремень брался.
Стас кивнул: он помнил эту отцовскую привычку, и ремень помнил, военный, широкий, аккурат в отцовскую ладонь. Еще пряжку со звездой, доставшуюся от деда.
– Мама знала… пыталась воздействовать, но, сами понимаете… что она могла?
Немногое.
Отец никогда никого не слушал.
Ни Стасову учительницу, которая ходила на Стаса жаловаться. Ни родителей, ни Людочкину мамашу с ее нотациями. Отец был уверен, что совершенно точно знает, как правильно воспитать сыновей.
– В тот раз… наверное, у Мишки лопнуло терпение… он ведь вырос уже… семнадцать лет… и сильный… худой, но сильный. В общем, он ответил… драка завязалась. Мама бегала разнимать.
Это Стас представлял плохо.
– Не только она. Помните, Виктора Степановича с третьего? У него как раз брат гостил… успокаивали их долго… твой отец кричал, что не потерпит дома гомосека… уж извините, но он так выразился. Мишка тоже орал, что отец со своими армейскими порядками его достал. Он ушел из дому. Неделю не появлялся… а потом у отца вашего инсульт случился.
– Я не знал.
Мишка не говорил про инсульт. И сам отец, с которым в последние годы Стас перебрасывался от силы парой фраз. Привет. Как дела… я вам там перечислил… что-нибудь нужно?
Наверное, стоило приехать.
Хорошие дети навещают родителей. Выходит, что Стас не самый лучший сын, а ему казалось, что он все делает для семьи.
И своей не появляется.
Точнее, появляются какие-то женщины, приходят и уходят. Строят на него, на Стаса, планы, а он этим планам не соответствует. И женщины обижаются, начинают выплескивать на Стаса обиды. А потом, к несказанному Стаса облегчению, все-таки уходят…
– Он в больницу попал… больше месяца там провел… оказалось, что инсульт у него не первый, что он на ногах переносил… Мишка его на ноги поднимал. Мама моя тоже помогала…
А Стас понятия не имел.
И теперь вот злость разбирает, что на братца дорогого, что на отца… почему не сказали? Стас бы нашел хороших врачей. И сиделку. И вообще все, что нужно. Он ведь зарабатывал прилично. Хватило бы на клинику нормальную, даже за рубежом хватило бы.
А они молчали.
Из гордости глупой? Из нежелания навязываться?
– Я не знал, – прозвучало оправданием, и оправданием